Эстетика. О поэтах. Стихи и проза - [216]

Он в сад его привел

И говорит: «Вот липа!

И не одна, – здесь много лип;

Вон розан там – а тут, гляди, Антип!—

Сколь много сладостных жасминов и сиреней,

Сбирать свой мед без всяких затруднений

Здесь пчелы, думаю, могли б...

Итак, Антип, скажу я толком:

Я буду чрезвычайно рад,

Когда внушишь своим ты пчелкам,

Чтобы они в прекрасный этот сад

За взятками с цветов летели».

Антип от старости ходил уж еле-еле,

Но все-таки на пчельник поспешил

(Хоть пчельник сам, на пчельнике он жил),

И пчелам там не без труда внушил

Помещика прекрасную идею;

А тот немедленно лакею

Велел весь мед собрать

И, разложив в пятнадцать чаш, подать

Пятнадцати супругам,

Которые в тот день чуть не дрались друг с другом.

Наш Полигам мечтал, что мед,

Быть может, ссоры их уймет;

Но жены хоть не бросили ругаться,

Однако же от меду отказаться

Из них не захотела ни одна.

_________

Мораль сей басни не совсем ясна,

Но, может быть, читатель, в час досуга

Прочтя ее, постигнет вдруг,

Что для него одна супруга

Приятней множества супруг.

<1886>

<На Т. И. Филиппова>

Ведь был же ты, о Тертий, в Палестине,

И море Мертвое ты зрел, о епитроп,

Но над судьбами древней мерзостыни[22]

Не размышлял твой многохитрый лоб.

И поддержать содомскую идею

Стремишься ты на берегах Невы...

Беги, безумец, прочь! Беги, беги скорее,

Не обращай преступной головы.

Огнем и жупелом внезапно опаленный,

Уже к теням в шеол содомский князь летит,

Тебя ж, о епитроп, боюсь, что не в соленый,

А в пресный столб суд божий превратит.

Октябрь 1886

Своевременное воспоминание

Израиля ведя стезей чудесной,

Господь зараз два дива сотворил:

Отверз уста ослице бессловесной

И говорить пророку запретил.

Далекое грядущее таилось

В сих чудесах первоначальных дней,

И ныне казнь Моаба совершилась,

Увы! над бедной родиной моей.

Гонима, Русь, ты беспощадным роком,

Хотя за грех иной, чем Билеам,

Заграждены уста твоим пророкам

И слово вольное дано твоим ослам.

<1887>

«Каюсь, древняя ослица...»

Каюсь, древняя ослица,

Я тебя обидел дерзко,

Ведь меж нашими ослами

Говорит и князь Мещерский.

Говорит такие речи,

Что, услышав их, от срама

Покраснела бы в Шеоле

Тень ослицы Билеама.

<1887>

«Ах, далеко за снежным Гималаем...»

Ах, далеко за снежным Гималаем[23]

Живет мой друг,

А я один, и лишь собачьим лаем[24]

(Вариант: горячим чаем, холодным)

Свой тешу слух

(Вариант: нежу дух),

Да сквозь века монахов исступленных

Жестокий спор

Н житие мошенников священных

Следит мой взор.

Но лишь засну – к Тибетским плоскогорьям,

Душа, лети!

И всем попам, Кириллам и Несторьям,

Скажи: прости!

Увы! Блаженство кратко в сновиденье!

Исчезло вдруг,

Н лишь вопрос о предопределенье

Томит мой дух.

Начало января 1887

«Люблю я дам сорокалетних...»

Люблю я дам сорокалетних,

Люблю я старое вино,

Мне зимний сад дороже летних,

И разноцветное окно

Полуразрушенной светлицы

Мне так же много говорит,

Как сердцу трепетной девицы

Большого бала первый вид.

Март 1887

«Город глупый, город грязный...»

Город глупый, город грязный!

Смесь Каткова и кутьи,

Царство сплетни неотвязной,

Скуки, сна, галиматьи.

Нет причин мне и немножко

Полюбить тебя, когда

Даже милая мне ножка

Здесь мелькнула без следа.

4 апреля 1887

Знаменитому гражданину

1 Ода

О ты, средь невского содома

Хранящий сердце в чистоте!

Твоею мудростью блюдома,

Русь шествует к своей мете.

И скоро, скоро заблужденья

Она отраву изблюет

Н на руинах просвещенья

Благонамеренно заснет.

И если сон сей величавый

И посетят еще мечты,—

О, не страшись: в сиянье славы

Ей будешь сниться только ты.

19 апреля 1887

2 Гимн

Содома князь и гражданин Гоморры

Идет на Русь с «газетою большой».

О боже! суд свой праведный и скорый

Яви, как встарь, над гнусностью такой.

Август 1887

<На А.А. Фета>

1

Поговорим о том, чем наша жизнь согрета:

О дружбе Страхова, о камергерстве Фета.

2

Жил-был поэт,

Нам всем знаком,

Под старость лет

Стал дураком.

Конец февраля 1889

Размышление о неизменности законов природы

Дела пожарного служитель

Горе над прахом вознесен

И, как орел – эфира житель,

Всезрящим оком наделен

Он одинок на сей вершине,

Он выше всех, он бог, он царь...

А там внизу, в зловонной тине,

Как червь, влачится золотарь,—

Для сердца нежного ужасен

Контраст клоаки и депа...

Смирись! Закон природы ясен,

Хоть наша мудрость и слепа.

Заходит солнце, солнце всходит,

Века бегут, а все, как встарь,

На вышке гордый витязь ходит

И яму чистит золотарь.

Середина апреля 1889

Молодой турка

В день десятый могаремма

У папа в саду

Встретил я цветок гарема

И с тех пор всё жду,

Жду в саду нетерпеливо

Я мою газель...

Но папа блюдет ревниво

Всех своих мамзель.

Знать, недаром евнух старый

Шилом ковырял

И к мешку тяжелых пару

Камней привязал.

Надо мне остерегаться...

Лучше я уйду.

Этак можно и остаться

В папином пруду!

Да! папа – весьма упорный

Старый ретроград,

И блюдет евнух проворный

Папин вертоград.

Середина апреля 1889

Из письма

Во-первых, объявлю вам, друг прелестный,

Что вот теперь уж более ста лет,

Как людям образованным известно,

Что времени с пространством вовсе нет;

Что это только призрак субъективный,

Иль, попросту сказать, один обман.

Сего не знать есть реализм наивный,

Приличный ныне лишь для обезьян.

А если так, то, значит, и разлука,

Как временно-пространственный мираж,

Равна нулю, а с ней тоска и скука,

И прочему всему оценка та ж...