Эстетика. О поэтах. Стихи и проза - [215]

Но перед пастию дракона

Ты понял: крест и меч – одно.

24 июня 1900

Вновь белые колокольчики

В грозные, знойные

Летние дни —

Белые, стройные

Те же они.

Призраки вешние

Пусть сожжены,—

Здесь вы нездешние,

Верные сны.

Зло пережитое

Тонет в крови,—

Всходит омытое

Солнце любви.

Замыслы смелые

В сердце больном,—

Ангелы белые

Встали кругом.

Стройно-воздушные

Те же они —

В тяжкие, душные,

Грозные дни.

8 июля 1900

Мудрый осенью Элегия, с персидского

Не говори: зачем цветы увяли?

Зачем так в небе серо и темно?

Зачем глядит, исполненный печали,

Поблекший сад к нам в тусклое окно?

Не говори: зачем в долине грязно?

Зачем так скользко под крутой горой?

Зачем гудит и воет неотвязно

Холодный ветер позднею порой?

Не говори: зачем под лад природы

Твоя подруга злится и ворчит?

Слова бесплодны: мудрый в час невзгоды

Пьет с ромом чай и с важностью молчит.

Июнь 1879

Таинственный гость

Поздно ночью раненый

Он вернулся и

Семь кусков баранины

Скушал до зари.

На рассвете тяжкую

Рану он обмыл,

Медленно фуражкою

Голову покрыл,

Выйдя осмотрительно,

Он в кибитку влез

И затем стремительно

Вместе с ней исчез.

<Конец 1870-х – начало 1880-х годов>

Читательница и анютины глазки

Она ходила вдоль по саду

Среди пионов и лилей

Уму и сердцу на усладу

Иль напоказ всего скорей.

Она в руках держала книжку

И перевертывала лист,

На шее ж грязную манишку

Имела. Мрачный нигилист,

Сидевший тут же на скамейке

И возмущенный всем, что зрел,

Сказал садовнику: «Полей-ка

Анютин глаз, чтоб он созрел».

<Конец 1870 х – начало 1880-х годов>

Эпиграммы

1

Благонамеренный

И грустный анекдот!

Какие мерины

Пасут теперь народ!

2

Протяженно-сложенное слово

И гнусливо-казенный укор

Заменили тюрьму и оковы,

Дыбу, сруб и кровавый топор.

Но с приятным различьем в манере

Сила та же и тот же успех,

И в сугубой свершается мере

Наказанье за двойственный грех.

Январь 1885

Пророк будущего

Угнетаемый насилием

Черни дикой и тупой,

Он питался сухожилием

И яичной скорлупой.

Из кулей рогожных мантию

Он себе соорудил

И всецело в некромантию

Ум и сердце погрузил.

Со стихиями надзвездными

Он в сношение вступал,

Проводил он дни над безднами

И в болотах ночевал.

А когда порой в селение

Он задумчиво входил,

Всех собак в недоумение

Образ дивный приводил.

Но, органами правительства

Быв без вида обретен,

Тотчас он на место жительства

По этапу водворен.[21]

<1886>

Видение Сочинено в состоянии натурального гипноза

По небу полуночи лодка плывет,

А в лодке младенец кричит и зовет.

Младенец, младенец, куда ты плывешь?

О чем ты тоскуешь? Кого ты зовешь?

Напрасно, напрасно! Никто не придет...

А лодка, качаясь, всё дальше плывет,

И звезды мигают, и месяц большой

С улыбкою странной бежит за ладьей...

А тучи в лохмотьях томятся кругом...

Боюсь я, не кончится это добром!

<1886>

Таинственный пономарь Баллада

Двенадцать лет граф Адальберт фон Крани

Вестей не шлет;

Быть может, труп его на поле брани

Уже гниет?..

Графиня Юлия тоскует в божьем храме,

Как тень бледна;

Но вдруг взглянула грустными очами —

И смущена.

Кругом весь храм в лучах зари пылает,

Блестит алтарь;

Священник тихо мессу совершает,

С ним пономарь.

Графини взгляд весьма обеспокоен

Пономарем:

Он так хорош, и стан его так строен

Под стихарем...

Обедня кончена, и панихида спета;

Они – вдвоем,

И их уносит графская карета

К графине в дом.

Вошли. Он мрачен, не промолвит слова.

К нему она:

«Скажи, зачем ты так глядишь сурово?

Я смущена...

Я женщина без разума и воли,

А враг силен...

Граф Адальберт уж не вернется боле...»

– «Верррнулся он!

Он беззаконной отомстит супруге!»

Долой стихарь!

Пред нею рыцарь в шлеме и кольчуге, —

Не пономарь.

«Узнай, я граф,– граф Адальберт фон Крани;

Чтоб испытать,

Верна ль ты мне, бежал я с поля брани —

Верст тысяч пять...»

Она: «Ах, милый, как ты изменился

В двенадцать лет!

Зачем, зачем ты раньше не открылся?»

Он ей в ответ:

«Молчи! Служить я обречен без срока

В пономарях...»

Сказал. Исчез. Потрясена глубоко,

Она в слезах...

Прошли года. Граф в храме честно служит

Два раза в день;

Графиня Юлия всё по супруге тужит,

Бледна как тень,—

Но не о том, что сгиб он в поле брани,

А лишь о том,

Что сделался граф Адальберт фон Крани

Пономарем.

<1886>

Осенняя прогулка рыцаря Ральфа Полубаллада

Рыцарь Ральф, женой своею

Опозоренный, на шею

Навязал себе, бледнея,

Шарф большой,

И из жениной уборной,

Взяв под мышку зонтик черный,

Устремился он проворно

В лес глухой.

Ветер дул, уныло воя;

Зонт раскрыв над головою,

Неизвестною тропою

Рыцарь шел.

Сучья голые чернели,

Листья желтые летели,

Рыцарь Ральф шел еле-еле,

Рыцарь Ральф в душе и теле

Ощущал озноб.

Ревматические боли

Побеждают силу воли,

И, пройдя версту иль боле,

Рыцарь молвил: «Стоп».

Повернул назад и скоро,

Выйдя из глухого бора,

Очутился у забора

Замка своего.

Обессилен, безоружен,

Весь промочен и простужен,

Рыцарь молча сел за ужин,

С ним жена его.

«Рыцарь Ральф! – она сказала. —

Я Вас нонче не узнала,

Я такого не видала

Шарфа никогда».

«Этот шарф был очень нужен,—

Молвил рыцарь Ральф, сконфужен,—

Без него б я был простужен

Раз и навсегда».

<1886>

Полигам и пчелы Басня

В одной стране помещик-полигам

Имел пятнадцать жен, которые ужасно

Друг с другом ссорились и поднимали гам.

Все средства он употреблял напрасно,

Чтоб в разум их привесть, но наконец прекрасный

Вдруг способ изобрел:

Взяв пчельника Антипа,