Естественное убийство. Виноватые - [7]

Вернулась тогда Маргарита Павловна домой и сказала Василию Николаевичу чемоданы паковать. Нечего им больше в Казахстане делать.

– В Россию? – спросил муж.

– В Крым! – уверенно ответила она.

Никто не ожидал, что Марго-Рита не захочет вернуть себе российское гражданство и возвратиться в Москву или Подмосковье, а поедет сюда, в Крым, станет громадянкой Нэзалэжной, что так – по меркам родни – разбогатеет. Опять же другая на месте Маргариты Павловны, бия себя кулаками в грудь, рассказала бы родственничкам, чего всё это стоило – имея в качестве стартового капитала лишь крохотный кусочек земли в крымских степях, стать владелицей гостиничного бизнеса у самого синего моря. Не такого большого, но крепкого и доходного, постоянно расширяющегося. Другая разогнала бы всю эту кодлу к чертям собачьим, плюнув им вслед. Другая. Но не прилежная Ритка, вложившая всё – и бесконечную работу, и безмерное терпение, и сердце, и душу, и, разумеется, деньги – в свой небольшой трёхэтажный гостевой дом, плюс парочку отдельно стоящих коттеджей, плюс прогулочную яхту, плюс катамаран, плюс разнообразный туристический сервис, плюс текущую стройку пятиэтажного особняка. Она, казалось, вовсе не замечала завистливых разговоров за спиной. Живя так, как будто всё ещё скоблит и надраивает полы, стирает штаны, гладит блузки и так далее, и так далее, и так далее. Маргарита Павловна была самозабвенной трудягой.

Она даже не понимала, над чем смеётся Василий Николаевич.

– Ты знаешь, как тебя тут называют все, включая твою собственную кухарку? – как-то однажды, от души хохоча, сказал ей вечно слегка хмельной, совершенно последние двадцать лет бездельный, но в сущности беззлобный и даже добродушный муж, частенько шляющийся от скуки по любовно обихаживаемой Маргаритой Павловной территории.

– Как? – ровно спросила Маргарита Павловна, перевешивая за горничной полотенца в номере правильно, «по-европейски».

– Казашка Маргарита!

– Ну и что? – не меняя тона, не удивилась она, разглаживая покрывало на кровати. – Я и есть казашка Маргарита. Я – из Казахстана. Из Казахстана – значит, казашка. Люди просты. Я сама простая. – Улыбнулась она своему Васе. – Иди, родной, на кухню. Поешь, выпей рюмку-другую… В этом коттедже что-то со щитком-распределителем. Мне ещё надо электрика вызвать.

Получая разрешение на «выпить рюмку-другую», муж приходил в прекрасное расположение духа и уносился болтать с кухаркой. И тут же переставал испытывать лёгкую мимолётную неловкость от того, что о щитке-распределителе думает женщина. Ритка не женщина, а жена! Это её дело – вот пусть и думает.

На самом деле всё Маргарита Павловна знала. И что она «казашка Маргарита», и что «слишком набожная». И что её кухарка в несезон пьёт не по-детски и сплетничает о ней с редкими постояльцами, а в сезон держится изо всех сил, позволяя себе только стакан перед сном, потому что работу потеряет. А тут работу не так легко найти. Впрочем, как и такую отличную кухарку; стол в гостевом доме Маргариты Павловны был преотменный. Кухарка такое выкаблучивала, что не во всех французских-итальянских ресторациях сыщешь! К её кухарке с тутошних олигархических яхт являлись за рецептами, раз отобедав в заведении у Маргариты Павловны. Кухарка не жадничала, делилась секретами щедро. Даже мастер-классы, как это нынче называют, давала. Ей только в кайф, чтобы на благодарную публику поработать да под болтовню! Маргарита Павловна и из этого бизнес сделала. Богатые, не слишком давно, но слишком сильно оторвавшиеся от народа, страсть как полюбили экзотику в виде простонародной сухопарой бабы, у которой язык, что жало, а она ещё и в современном новомодном высокотехнологичном дизайн-интерьере деваляи перед аудиторией отчебучивает. Или не экзотика это для них, а напротив – ностальгия по собственным ушедшим в небытие бабушкам? Кто разберёт? Ходят – и отлично. И кухарке удовольствия море, и Маргарите Павловне в казну приход. В прошлом году её Фёдоровна звездой сезона была. Потом в паре-тройке телевизионных кулинарных шоу девицы «из телевизора», тут побывавшие, Ритиной кухарки творения преподавали как «старинный уэльский рецепт», а той – только в радость. Усядутся с Василием Николаевичем под плазменной, во всю стену панелью в пустынном зимой зале ресторана да под бутылочку на всех этих Юлий, Анн и прочих «пристроенных тёлочек» (кухаркин жаргон), любуясь, злословят по-доброму. В этом году кухарка на камбалиный гон три «концерта» дала; так один бородатый мужик, автор модных кулинарных книг, специально из Москвы прилетал. У кухарки уже целая полка на кухне с автографами: «Фёдоровне с преклонением перед кулинарным гением от С…», «Фёдоровне с неизменным восхищением, благодарная В…», «Фёдоровне с любовью, страстно обожающий её З…», «Где я только не бывал, и что я только не едал, но ваш Непревзойдённый Луфарик, Фёдоровна, навсегда в моём сердце! Ваш до гроба М…», «Фёдоровна, спасибо за вдохновение, всегда твоя Б…» – ну и так далее. Это же надо видеть, как она вечерком «в сезон», глотнув свою дозволенную порцию алкоголя, хвастается теми автографами задержавшимся за полночь в ресторане постояльцам эдак небрежно, походя, как бы между делом, матерински-нежно приговаривая: «Ну, вот этот рецепт они там, в своих книженциях, испаскудили, мерзавцы!» – это отдельная прелесть что такое! (Хотя никто никогда не видел, чтобы Фёдоровна в те рецептурные книги заглядывала во время готовки. Ни в те, с автографами, ни в какие другие.) Хвастается – и от щедрот душевных, переполняющих, изливает на полуночников «комплименты от шеф-повара». На ноябрьскую от Фёдоровны «макрель на шкаре» специально слетались все кулинарные селебрити и хохотали, выпивая в рыбном чаду и нахваливая мастерицу. А та только довольно ворчала про давно забытые печи и глиняную черепицу и про что-то ещё, тоже давным-давно утраченное.