Эстер Уотерс - [9]
— Погляди, вот этот третий — это он, это Серебряное Копыто.
Нетерпеливый стук в кухонное окно положил конец его восторгам, и, обернувшись к Эстер, он торопливо проговорил:
— Не забудь сказать, что поезд опоздал. Смотри не проболтайся, что я задержал тебя, не то достанется мне на орехи. Вот сюда.
Они вступили в широкий коридор, застеленный кокосовой циновкой, сделали несколько шагов, и первая же дверь привела их на кухню; красивое просторное помещение, в котором очутилась Эстер, никак не вязалось в ее представлении со словом «кухня», она еще никогда не видывала таких кухонь да и не слыхала про такие. Плита была почти во всю стену, и на ней булькала по меньшей мере дюжина кастрюлек; на посудной полке под самый потолок разместилось неисчислимое количество тарелок и блюд. Разве она сумеет держать все это в таком образцовом порядке, подумалось Эстер, и при виде слуг в красивых белых колпаках, хлопотавших вокруг белого стола, она еще острее почувствовала свое ничтожество.
— Я привел вам новую судомойку, маменька.
— Вон что! В самом деле? — сказала миссис Лэтч, оторвавшись на мгновение от подноса с тарталетками, которые она только что, вынув из духовки, наполняла вареньем. Эстер сразу бросилось в глаза большое сходство между миссис Лэтч и Уильямом. Только волосы у матери были уже с проседью, но, как и у сына, прежде всего обращал на себя внимание крупный нос.
— Ты, конечно, скажешь сейчас, что поезд опоздал?
— Да, маменька, поезд опоздал на четверть часа, — сразу ввязался в их разговор Уильям.
— А я тебя не спрашиваю, и ты помалкивай, лентяй, бездельник, бродяга несчастный! Небось сам и задержал девчонку. Шесть персон приглашены к обеду, а я целый день мыкаюсь тут без судомойки. Не приди Маргарет Гейл подсобить, просто не знаю, что бы я делала, и все равно с обедом нипочем не поспеть вовремя.
Две горничные в пестрых ситцевых платьях стояли и слушали. Эстер нахмурилась. Когда миссис Лэтч велела ей снять жакетку и приниматься за дело — побыстрей почистить овощи, поглядим, мол, на что ты годишься, — Эстер ответила не сразу. Помолчав, она проговорила негромко, глядя в сторону:
— Мне бы переодеться надо, а мой сундучок еще не привезли со станции.
— Подоткнешь платье, а Маргарет Гейл одолжит тебе пока что свой фартук.
Эстер была в нерешительности.
— Эта тряпка, что на тебе надета, хуже, думается мне, уже не станет. Ну, давай, принимайся!
Горничные громко хихикнули, Эстер нахмурилась еще больше, и на лице ее появилось выражение угрюмого упрямства, а нежно-розовый румянец стал багровым.
II
В единственное окно в косом потолке мансарды проник утренний луч солнца и заиграл на обоях с голубыми и белыми цветочками на противоположной стене. На двери висели два пестрых ситцевых платья; стену украшали две картины: вырезанная из иллюстрированного журнала цветная литография — девушка с корзинкой цветов и поблекшая гравюра прошлого столетия. На каминной полке стояли фотографии всего семейства Гейлов в воскресных нарядах и зеленые вазы, которые Сара подарила Маргарет в день ее рождения.
Эстер лежала в полудремоте на низкой узенькой железной кровати, вплотную придвинутой к стене, вся залитая утренним солнцем; широко открытые глаза ее были еще затуманены сном. Она поглядела на часы. Вставать было рано, и она потянулась и уже хотела закинуть руки за голову, но, внезапно вспомнив вчерашний день, опустила их, и лицо ее омрачилось. Вчера она отказалась чистить овощи. Она не стала давать никаких объяснений, и повариха выгнала ее из кухни. Она выбежала за дверь; на миг у нее мелькнула безумная надежда, что она сможет пешком добраться до Лондона. Но на аллее ее догнал Уильям, загородил ей дорогу и принялся ее уговаривать. Она пыталась избавиться от него и, потерпев неудачу, разрыдалась. Уильям был полон сочувствия, и в конце концов она позволила ему повести ее обратно, а он всю дорогу напевал ей в уши, что уладит ее ссору со своей маменькой. Но миссис Лэтч захлопнула дверь кухни перед ее носом, и ей ничего не оставалось, как подняться в отведенную ей каморку. Даже если они оплатят ей проезд до Лондона, что она скажет матери? А как разбушуется отец! Он выгонит ее из дома. А ведь что она такого сделала?.. За что повариха обидела ее?
Натягивая чулки, она подумала, не разбудить ли Маргарет Гейл. Кровать Маргарет стояла в затемненном углу под скосом потолка. Маргарет лежала в неудобной позе, одна рука у нее свесилась с кровати, скуластое лицо было обращено к свету. Ее так трудно было добудиться, что Эстер даже испугалась. Но вот глаза Маргарет открылись, и она поглядела на Эстер, как смотрят спросонок, словно из глубин вечности. Протерев глаза, она спросила:
— Который час?
— Только что шесть пробило.
— Так у нас еще уйма времени. Нам положено спускаться к семи. Ты одевайся пока, а я подожду — для чего мне вставать, мы только будем натыкаться друг на друга. Надо же — засунуть двух девушек в такую каморку! И одно зеркало на двоих, и то с ладошку величиной. А вещи приходится держать под кроватью… У тех господ, где я раньше служила, у меня была красивая комнатка с мраморным умывальником, а на полу — брюссельский ковер. Одного дня здесь бы не пробыла, если бы не… — Девушка усмехнулась и лениво перевернулась на другой бок.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга «Шесть повестей…» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в оформлении и с иллюстрациями работы знаменитого Эль Лисицкого, вместе с которым Эренбург тогда выпускал журнал «Вещь». Все «повести» связаны сквозной темой — это русская революция. Отношение критики к этой книге диктовалось их отношением к революции — кошмар, бессмыслица, бред или совсем наоборот — нечто серьезное, всемирное. Любопытно, что критики не придали значения эпиграфу к книге: он был напечатан по-латыни, без перевода. Это строка Овидия из книги «Tristia» («Скорбные элегии»); в переводе она значит: «Для наказания мне этот назначен край».
Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 — 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В девятый том Собрания сочинений вошли произведения, посвященные великим гуманистам XVI века, «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского», «Совесть против насилия» и «Монтень», своеобразный гимн человеческому деянию — «Магеллан», а также повесть об одной исторической ошибке — «Америго».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».
Во 2 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли повести «Низины», «Дзюрдзи», «Хам».