Есть у меня земля - [77]

— Ой, какой разговор, все равно мне на ферму уходить скоро.

Алексей опустил руку на радиатор и покачнулся, будто был не на земле, а на палубе вздыбившегося корабля.

— Плывет все, — признался он взявшей его под руку Ане. — Интересно так плывет…

— А ты как думал, — сказал Барабин, сливавший воду из радиатора. Хоть и потеплело, но оставлять машину с водой было опасно — береженого бог бережет. — А ты как думал, — повторил Борис так, что Аня, да и Алексей по голосу должны были догадаться: устал в этом рейсе только новичок.

Рука у Ани была сильная. Алексей почувствовал это, когда шел с ней по темному двору, поднимался по высокому крыльцу и пробирался по длинным, с запахом мерзлой капусты, сеням.

— Раздевайся. Умывайся, вода в рукомойнике тепленькая. Вот мыло, вот полотенце…

— Озадачили мы вас, — стеснительно проговорил Алексей, стягивая с валенок задубевшие резиновые чуни. Все шоферы в холодное время ездили в валенках, обутых в самодельные галоши-чуни.

— Да брось ты, — сказала Аня так по-свойски, словно была его старшей сестрой. — И давай на «ты», а? А то мне на работе «выканье» надоело: коров приходится навеличивать… молока дают больше. Как вы почивали, Февралька? Как вы чувствуете себя, Апрелька?

Алексею сразу стало легко от шутки Ани.

На углях, выгребенных из загнетки, шипели шкварки. Потом запахло жареной картошкой, и когда в дом вошел Барабин, на столе уже стояла сковородка, тарелки с холодцом, соленая капуста. А венчал все это графинчик.

— С устатку разрешаю, — сказала Аня, доставая из буфета стопки. — По наперстку каждому.

— Видал? — спросил Алексея Барабин. — Ну, кто из нас прав?

Алексей не ответил. Ему и в самом деле сейчас показалось верхом блаженства теплый дом, ужин, хлопотунья-жена…

Борис быстро наполнил стопки.

— Ну, Алексеюшка, за твой первый рейс! Здорово ты выдал. Я думал, грешным делом, не выдержишь, кемарить начнешь.

Алексей поднял стопку, потом поставил.

— Я не буду.

— Обижаешь, дружок. Так вкалывали, что не грех и пропустить поллитру огурчиков. И за первый рейс! Как же, не обижай старика!

— Алеша, это березовая почка, — сказала Аня.

— Что-что?

— Водка, настоянная на березовых почках.

— Видал, сплошные витамины, — сказал Барабин, принимаясь за картошку. — Не величайся, будь шофером!

Это добродушное чувство превосходства Бориса над своим стажером заметила Аня. Ей стало как-то неловко, но она ничего не сказала. Встала и начала загребать завядшие угли обратно в загнетку.

Алексей выпил. Настойка оказалась крепкой. Почти сразу от нее по телу разлилась приятная теплота. Теперь больше не резал так слух смешок Барабина, не раздражала его развязность, отошла в сторону и усталость.

— Налетай — подешевело, расхватали — не берут! — налил Барабин по второй.

— Борис! — строго сказала Аня. — Стопка граненая, а колеса круглые. И лед скользкий!

— Ты же меня знаешь, Аюнчик! А вот когда дом построю, введу тебя хозяйкой, то и маковой росинки в рот не возьму! Навеливать станешь — не притронусь! Честно! На пять комнат дом завел! С верандой! С автономным отоплением! Чувствуешь — с автономным.

Выпив вторую стопку, Барабин включил старенький проигрыватель.

— Вы тут маленько поворкуйте-потанцуйте, а я пойду на климат взгляну.

Аня убавила звук.

— Сторожа у магазина разбудишь.

— Нечего спать, когда надо работать на страх врагам и на радость… На чыо радость, Алексеюшка?

— Женщинам! — сказал Алексей, уминая жареную картошку. Промялся, да и вдруг ему стало так хорошо и просто в этом доме, что не считал нужным скрывать аппетит.

— Нет, вы потанцуйте, потанцуйте, — улыбаясь перемене напарника в поведении, предложил Барабин. — То сидел как статуя, а сейчас вон оттаял.

— Какие танцы, — ответил Алексей. — Аня, на сковородке, кажется, еще осталось. Добавки бы…

Барабин, накинув фуфайку, вышел во двор.

— Нравится? — спросила Аня, добавляя в тарелку Алексея картошки.

— Картошка? Отменная!

— Жизнь шоферская, спрашиваю, нравится?

— Ничего. Я первый день в рейсе.

— А по мне, мужик должен не рыскать по белу свету, а вкруг дома виться. А это что, уедет, придет, жди-по-жди…

— Он вас невестой называет.

— У него таких «невест» в каждой деревне да не по одной.

— И вы знаете?

— Знаю.

— А что же… Зачем же тогда привечаете?

— Дак ведь не обижает. Ныне и этого много.

Погрустнела как-то сразу Аня. Сказала от сердца и спохватилась — чужому человеку призналась. Кто его знает, какой он. Передаст Борису, тот и совсем заезжать перестанет. Смех смехом, а может, и впрямь что выйдет, женишок не груздок, в лесу не родится.

— А может, и в самом деле потанцуем? — спросил Алексей, считая своим долгом развеселить приунывшую хозяйку.

— Можно! — сверкнула черными цыганскими глазами Аня. — Я в такую рань еще ни разу не танцевала.

Вернувшийся в дом Барабин глазам своим не поверил — танцуют. Он, уходя, в шутку предложил, а она, шутка-то, вон как обернулась. Фокстрот! На рассвете…

— Вот это современники! — сказал Барабин, заглядывая в печь: стоит ли там чугунок с теплой водой для радиатора. Чугунок стоял. Молодец Аюнчик: сразу видно, что с шофером знакомство ведет, а не с каким-то там…

— С фокстрота рабочий день начинаете? Неплохо, вместо физзарядки.