Есть! - [11]

Готовить Ека совсем не умеет.

– Не страшно, если вы не умеете готовить, – утешает ее с экрана Геня Гималаева. – Это так просто! Я вас обязательно научу.

Геня улыбается. А Катилина – у ворот.

Глава пятая,

где самым подробнейшим образом рассказывается о том, какие опасности подстерегают состоявшихся и успешных людей, связавших судьбу с телевидением. Здесь Геня будет вспоминать далекие дни и рассуждать о таком старомодном понятии, как «интеллигентность», и таком актуальном явлении, как джип, П.Н. потеряет аппетит, а Ека начнет карабкаться по первым ступеням карьерной лестницы

Меня, наверное, тысячу раз выручало важное жизненное правило – оно же «закон первой ночи». К первой брачной ночи, сразу скажу, закон этот отношения не имеет – тут дело в другом. В том, что, когда в жизни случается нечто в самом деле неприятное, опасное и гадкое, надо направить все силы на то, чтобы дожить до утра и не наделать за это время глупостей. Надо пережить первую, самую трудную ночь, а потом – как в песне – «станет легче поутру».

И все же в это утро мое волшебное правило не сработало. Может, потому, что я отвратительно спала, ворочаясь и вспоминая вчерашние новшества, без конца проверяла телефон и даже залезла глубокой ночью в Интернет, чтобы найти как можно больше информации про Екатерину Парусинскую? На первых страничках ничего интересного не было – Яндекс расщедрился только на чемпионку по бальным танцам среди юношества Ларису Парусинскую и владелицу собачьего клуба Парусинскую Яну, потом он гнал вообще откровенный бред о парусах и Екатерине Второй. Крепко я заснула лишь под утро. И если бы не вопли Шарлемани, возмущенной тем, что хозяйка манкирует обязанностями («заведут кошек, а потом не кормят»), наверняка проспала бы работу.

В кухне утром пахло рыбой – я забыла включить вытяжку.

Когда я говорю в начале каждой программы, что обязательно научу готовить своих телезрителей, я на самом деле думаю: «Зачем мне это нужно? Мой рецепт – мое открытие, и с какой стати я должна делать его достоянием ленивых и бездарных людей, у которых хватает сил только на то, чтобы включить телевизор в тот день и час, когда начинается моя программа?» Понимаю – слишком много личных притяжательных местоимений в одном предложении. К счастью, я больше не писатель и меня такие тонкости-подробности не волнуют. Как хочу, так и говорю – могу подпустить парочку слов-паразитов и не по тому слогу ударить, потому что меня сейчас заботят совершенно другие вещи.

Не для печати: если честно, другие вещи меня сегодня тоже не слишком заботят – ни рейтинги, ни новые рецепты. И подробного завтрака мне от себя сегодня не дождаться. В такие дни продукты вызывают у меня не вдохновение, а раздражение: как пульсирующий курсор на непочатом крае чистого поля, где ни разу не валялся конь. Хотите закрыть файл? Хотите убрать молоко в холодильник?..

Молоко, яйца, белый хлеб, корица и сахар – разобранный на доспехи «бедный рыцарь», так и не сразившийся с раскаленным маслом. Я многое могу рассказать о продуктах и специях. Даже в голодайские советские годы (о которых, впрочем, лучше забыть; если желаешь выглядеть моложе истинных лет, не стоит упоминать о том, что успела побывать не только октябренком, но и – позорище – комсомолкой) – даже тогда я примечала у продуктов множество чудесных, особенных свойств, которые, правда, порой мешают относиться к ним будто к продуктам. Да что там, мне до сих пор невыносимо смотреть, как люди бездуховно лопают какой-нибудь всесторонне прекрасный ало-розовый помидор – притом что в неумелых с кулинарной точки зрения руках этот помидор всегда будет выглядеть куда менее убедительно, нежели в первозданном виде. Настоящий повар, кстати, не мучается подобными размышлениями, а радуется отборному продукту, угодившему к нему на кухню. Но я не считаю себя настоящим поваром.

В детстве у меня был единственный знакомый повар – старшая сестра моей подруги. Студентка архитектурного института и подлинный художник. Сейчас эта Света рисует мультфильмы где-то в Европах, а тогда каждый день без перерывов и выходных готовила для своего семейства весьма изощренные – по тем временам – блюда.

Ленка, моя подруга, – крошечная брюнеточка без шеи, с вечно красными руками (при таких вводных она ни секунды не сомневалась в собственной красе и в итоге эту красу получила: к двадцати расцвела, к тридцати начала плодоносить, подозреваю, что и сейчас она выглядит значительно лучше многих из нас, как и подобает крошечным брюнеточкам), так вот, Ленка, всякий раз торжествуя, словно крестьянин, прописанный нам школьным курсом литературы, приподнимала крышку кастрюли. Глубокий колокольный бомм: суп с клецками. Звяк гусятницы: зажаренная до шоколадного цвета курица и к ней соус в кувшинчике – томатный сок с аджикой. Скрип духовки: сметанный торт с фигуркой лебедя, вырезанной из яблока так умело, как сможет не всякий выпускник модных нынче курсов по карвингу.

Я обожала ходить к Ленке в гости после школы – вечно голодная девица, способная в один прием слопать пачку «Шахматного» печенья (или – вариант – десяток пряников: каждый разрезан пополам и сдобрен пластиком подтаявшего масла). В этой кулинарной лаборатории я угощалась от всего сердца, не заморачиваясь взрослой мыслью о том, что меня здесь никто не имел в виду. Спасибо щедрой Ленке и ее терпеливой семье! Спасибо, что не пускались со мною в душе– и телоспасительные беседы (а тело, между прочим, молило о пощаде – над форменной синей юбкой к десятому классу висел рубенсовский животик, да и щеки у меня в семнадцать лет были не хуже, чем у свиньи в канун забоя), но каждый день заводили любимую песню – бомм, звяк, скрип…