Если женщина просит - [10]

Да и внешне он полностью соответствовал «ледяному»: высокий, лысый, сухощавый, с перевитым жилами морщинистым горлом и длинным, сухим постным лицом, на котором выделялся хищный ястребиный нос. Глаза Вайсберга, холодные, бесцветные, водянистые, ничего не выражали и, казалось, с одинаковой индифферентностью могли смотреть и на пришедшего за кредитом бизнесмена, и на обнаженную девушку, которая вдруг возжелала бы одарить старого черствого еврея своей молодой горячей и, главное, бесплатной любовью. И даже, вероятно, на киллера, который пришел бы в полном соответствии с арифметическими законами уничтожить Михаила Моисеевича, «умножив его на ноль».

Вот и сейчас, уставив невозмутимые рыбьи глазки на труп зятя, Вайсберг некоторое время помолчал, а потом спокойно спросил:

– Кто был с ним?

Дамир молча кивнул на Аню, которая уже успела натянуть на себя трусики и платье и теперь придерживала его на голом плече – на том месте, с которого покойный Кислов вырвал лоскут ткани.

Вайсберг сцепил тонкие бескровные губы, провел рукой по лысой голове и произнес:

– Я понимаю, что Юрия застрелила не эта девушка. Иначе бы вы меня сюда не позвали, Дамир Маратович.

– Но, Михал Моисе… – начал было Дамир, но банкир безапелляционно прервал его, даже не повышая своего тихого, спокойного скрипучего голоса:

– Я не люблю, когда прерывают ход моей мысли. Вы еще будете иметь возможность высказаться, господин Сафин. Так вот, по всей видимости, Юрия застрелило какое-то третье лицо, которое проникло сюда в момент контакта моего зятя с этой… дамой.

Даже в экстремальных ситуациях Ледяной был максимально вежлив и сдержан в подборе слов, которыми он выражал ту или иную свою мысль.

И, как выяснится чуть позже, слова банкира были куда как невинны и дипломатичны по сравнению с теми мыслями, которые они выражали.

Вайсберг поправил очки и продолжал:

– Вы правильно поступили, Дамир Маратович, что не стали поднимать шума. Огласка – это не дело в данных обстоятельствах. Надеюсь, вы распорядились, чтобы из клуба никого не выпускали? Под каким-нибудь благовидным предлогом?

– Да.

– Вот и прекрасно. Вы разумно поступили. Рыбка не должна уплыть.

Вайсберг окинул взглядом комнату, в которой был убит его зять, и начал тягучее рассуждение:

– Этот номер был заперт. Но, как я понимаю, опытному специалисту ничего не стоило открыть дверь отмычкой и произвести выстрел. Ведь, если Юрий лежал так, как он лежит сейчас, на животе и ногами к двери, то его затылок находился в трех метрах от этой двери. И представлял собой прекрасную цель для убийцы. Не так ли, Дамир Маратович?

Дамир, которого бросило в пот от этого холодного рассуждения, медленно подводящего их к чему-то жуткому, к какому-то выводу, который перелопатит все течение его жизни и его бизнеса, машинально кивнул.

– Я рад, что вы соглашаетесь со мной, – кивнул Михаил Моисеевич и снова поправил очки. – Теперь, я думаю, вы согласитесь и с тем, что нужно найти убийцу. И сделать это как можно быстрее.

– Вы хотите сказать, Михал Моисеич, что это нужно сделать… мне? – быстро спросил Дамир.

– А вы предпочитаете, чтобы я обратился в прокуратуру, РУБОП и ФСБ? – впервые за все время разговора повысил голос Ледяной. – Или того лучше – к Андронику? Я могу это сделать, но, думаю, это не будет лучшим выходом для вас и этой девочки.

Дамир, похолодев от этого жуткого, режущего голоса, поспешно замотал головой. Аня, которая сидела на краешке «траходрома», боясь шелохнуться и даже глубоко вздохнуть, впервые видела его таким.

– Вот и хорошо, что вы меня понимаете.

С этими словами Вайсберг поднялся и в несколько шагов, сделанных длинными журавлиными ногами, достиг Анны. Она сидела, опустив голову и пытаясь не замечать взгляда его бесцветных рыбьих глаз, которыми он в данный момент буквально буравил ее.

Вайсберг протянул руку и тонкими сухими пальцами, цепко взявшись за Анин подбородок, приподнял его и впился леденящим взглядом в ее влажные темно-синие глаза, на дне которых тускло отражались животный страх и почти физическая боль.

– Красивая девочка, – наконец сказал банкир. – Как тебя зовут?

– А… Аня.

– Аня? Анна, значит. Это красивое имя. Оно означает «благодать» в переводе с древнееврейского. Ты не знала об этом?

Аня пыталась уклониться от его холодного взгляда, оторвать от него свои глаза, как от вязкого болота, как от гибельной трясины, но не могла. Она даже не могла понять, к чему он говорит ей о ее имени.

Впрочем, она чисто машинально качнула головой в ответ на его вопрос: нет, не знала.

– Значит, теперь будешь знать. Знай и другое: я сочувствую тебе и понимаю, что ты сейчас переживаешь. Но… – Ледяной сделал длинной паузу, по мере истечения которой Аня все отчетливей слышала, как колотится и падает в груди ее сердце, – но и ты должна меня понять. Убит близкий мне человек, муж моей дочери. Единственная, кто может навести на след его убийцы, – это ты. Я и так сделал вам послабление, не обратившись в соответствующие органы… я не хочу подрывать репутацию Дамира Маратовича, репутацию этого, в сущности, неплохого клуба, да и свою тоже: все-таки человек, входящий в мою семью, был убит непосредственно на проститутке. Так? Так.