Если я забуду тебя. Ранние рассказы - [4]

Хилтон Алс

Расставание с дорогой

Наступили сумерки; в городе, видневшемся вдали, начали загораться огни; по раскалившейся за день пыльной дороге, ведущей из города, шли двое: один – огромный могучий мужчина, другой – молодой и хлипкий.

Лицо Джейка обрамляли огненно-рыжие волосы, брови напоминали рога, накачанные мускулы производили устрашающее впечатление; одежда на нем была вылинявшая и рваная, из прорех в туфлях торчали кончики пальцев. Повернувшись к шедшему рядом молодому человеку, он сказал:

– Похоже, пора разбивать лагерь на ночь. Давай-ка, малыш, возьми мешок и положи его вон там, а потом набери сучьев – да попроворнее. Я хочу приготовить харч до темноты. Не надо, чтобы нас кто-нибудь видел. Ну, давай, шевелись.

Тим повиновался приказу и принялся собирать хворост. От натуги плечи его ссутулились, и на изможденном лице резко обозначились обтянутые кожей кости. Глаза у него были подслеповатые, но добрые, губы бантиком от усилий слегка выпятились.

Он аккуратно складывал хворост, пока Джейк нарезал бекон пластинками и клал их на смазанную жиром сковороду. Когда костер был сложен, он стал шарить по карманам в поисках спичек.

– Черт, куда я подевал эти спички? Да где же они? Ты не брал, малыш? Нет, не думаю, ах, черт, вот они. – Джейк достал из кармана картонку спичек, зажег одну и грубой ладонью заслонил крохотный фитилек от ветра.

Тим поставил сковороду с беконом на костерок, который быстро разгорался. С минуту бекон тихо лежал на сковороде, потом послышалось глухое потрескивание, бекон начал поджариваться. От мяса пошел тухлый запах. И без того болезненное лицо Тима приняло еще более болезненное выражение.

– Слушай, Джейк, я не знаю, смогу ли я есть эти отбросы. Мне кажется, не стоит этого делать. Они тухлые.

– Будешь есть это или ничего. Если бы ты не был таким скупердяем и поделился той мелочью, которая у тебя есть, мы бы могли достать на ужин что-нибудь поприличнее. Слушай, парень, у тебя целых десять монет. Это же больше, чем нужно, чтобы доехать до дома.

– Нет, меньше. Я все посчитал. Билет на поезд стоит пять, и я хочу купить новый костюм доллара за три, потом маме привезти что-нибудь примерно за доллар, поэтому на еду я могу потратить только один доллар. Я хочу выглядеть прилично. Мама и остальные не знают, что я два последних года бродяжничал по всей стране, они считают, что я разъездной торговец – я им так писал; они думают, что я приезжаю домой ненадолго, а потом снова отправлюсь куда-нибудь в «командировку».

– Надо было отнять у тебя эти деньги – я голодный, как черт, – и мне ничего не стоило бы их у тебя отнять.

Тим встал и принял воинственную позу. Его слабое хрупкое тело было насмешкой по сравнению с накачанными мускулами Джейка. Джейк посмотрел на него и рассмеялся, потом, прислонившись спиной к дереву и не переставая хохотать, прорыдал:

– Нет, вы посмотрите на него! Да я вмиг скручу тебя, мешок ты с костями. Я могу переломать тебе все кости, но ты кое-что делал для меня – тырил всякую всячину, например, – так что уж оставлю тебе твою мелочь. – Он снова захохотал. Тим подозрительно посмотрел на него и сел обратно на камень.

Джейк достал из мешка две оловянные тарелки, положил три пластинки бекона себе и одну – Тиму. Тим возмущенно посмотрел на него.

– А где еще один мой кусок? Всего их четыре. Два тебе, два – мне. Где мой второй кусок? – требовательно спросил он.

– Ты, кажется, сказал, что не будешь есть эти отбросы. – Упершись в бока руками, Джейк произнес последние слова с сарказмом, тоненьким женским голоском.

Тим не забыл, что сказал это, но он был голоден, очень голоден.

– Это неважно. Отдай мой кусок. Я есть хочу. Сейчас я могу съесть все что угодно. Ладно, Джейк, отдай мне мой кусок.

Джейк, хохоча, запихнул в рот все три куска.

Больше не было произнесено ни слова. Тим надулся, отошел и, набрав сосновых веточек, стал аккуратно раскладывать их на земле. Покончив с этим, он больше не смог терпеть тягостного молчания.

– Прости, Джейк, ты же знаешь, из-за чего все это. Я нервничаю перед возвращением домой и все такое. Я тоже очень хочу есть, но, черт возьми, наверное, мне остается только потуже затянуть пояс.

– Да уж, черт побери. Мог бы отслюнить немного от того, что у тебя есть, и устроить нам приличный ужин. Знаю, о чем ты думаешь. Почему мы не украли себе еды? Нет, в этом треклятом городишке меня на воровстве не поймают. Я слышал от корешей, что это, – он пальцем показал на огни, обозначавшие город, – одно из самых злобных мест в этом захолустье. Они тут за бродягами, как коршуны, следят.

– Наверное, ты прав, но, понимаешь, я просто не могу, ну никак не могу взять хоть цент из этих денег. Я их должен сохранить, потому что это все, что у меня есть, и, возможно, в следующие несколько лет ничего больше не будет. Я ни за что на свете не хочу огорчить маму.

Наступление утра было величественным: огромный оранжевый диск, известный под названием Солнце, словно посланец небес, вставал над далеким горизонтом. Тим проснулся как раз вовремя, чтобы наблюдать этот торжественный восход.

Он потряс за плечо Джейка, который вскинулся с недовольным видом и спросил: