Если я исчезну - [72]

Я обхожу дом и пытаюсь открыть заднюю дверь. Она тоже заперта. Я заставляю себя идти домой, но вместо этого пытаюсь открыть окно. Проверенный способ срабатывает. Стекло скользит под моими пальцами, но я нажимаю сильнее, раскачиваю его внутри рамы, пока оно не открывается.

Я делаю глубокий вдох и начинаю аккуратно протискиваться внутрь, царапаясь бедром о раму и прорываясь сквозь паутину. Внутри оказывается сушильная машина, за которую я цепляюсь, подтягиваясь. Я падаю на нее сверху, и она отзывается глухим эхом, разносящимся по дому и даже по лесу позади меня. Я распрямляюсь и перевожу дух.

В прачечной сладко пахнет алкогольными парами и стиральным порошком. В доме царит гипнотическая тишина. В воздухе клубится серая пыль. Затаив дыхание, я прислушиваюсь, пытаясь уловить дыхание, звук шагов, но ничего не слышу. Тем не менее я стараюсь вести себя тихо.

– Джед? Джед, ты здесь? – Я спускаюсь на пол. – Прости, пожалуйста, что я вот так вломилась. Но я волнуюсь за тебя.

В абсолютной тишине мне кажется, что я в безопасности, словно его дом – часовня. Я отправляюсь на поиски. Прохожу по коридору мимо комнат для гостей, где на полу стоят прислоненные к стене картины (очевидно, ждут лучших времен). Захожу в кухню, где практически все шкафы стоят пустыми и открытыми, а бутылки из-под выпивки ровным строем (удивительно!) стоят рядом с мусоркой.

– Джед? Это уже не смешно, – говорю я, будто продолжаю наш разговор, несмотря на то что он в нем не участвует. – Джед?!

Сейф для оружия заперт. В доме никого нет. Я пытаюсь вздохнуть с облегчением, но не получается. В воздухе не то чтобы чем-то воняет, а скорее витает какой-то особенный запах. Запах сильный. И я инстинктивно что-то предчувствую, хотя точно не могу сказать, что именно. Я убеждаю себя, что просто параною, что снова просто позволяю себе увлечься, от чего не раз Джед меня предостерегал. Но нутром и всем своим существом я чую: что-то очень серьезно не так.

Я пересекаю кухню и направляюсь в дальний коридор – к спальне, к Библии и к тому письму, которое я нашла сложенным внутри. В коридоре темно. Дверь в спальню закрыта.

– Джед?

Я легонько стучу в дверь. Меня всю передергивает, и я хватаюсь за ручку.

– Джед, я захожу.

Я жду, что дверь окажется заперта, поэтому, когда ручка поддается без усилий, я подпрыгиваю от неожиданности и отпускаю ее. Дверь распахивается без посторонней помощи, открывая моему взору всю комнату целиком.

Эпизод № 73: Убийство в Орегонском экспрессе

Тело было обнаружено на конечной станции. Время смерти – предположительно около Медфорда.

«Она заплатила только до Ашленда, – сказал водитель автобуса. – Я думал, что делаю ей одолжение».

Вид его тела производит на меня неожиданное впечатление. Вместо того чтобы испугаться, я чувствую себя бесстрашной. Более живой, чем когда-либо. Я не кричу. Никуда не бегу. Я думаю о тебе. Я думаю: доказательства.

Я достаю телефон из кармана, включаю камеру и фотографирую его тело со всех сторон. Фиксирую ободранные ногти на руке, прижатой к сердцу, пурпурное окоченение на шее, засохшую коричневатую пену в уголке его открытого рта, очертания его безвольного пениса сквозь джинсы. Затем я расширяю угол обзора и фиксирую всю сцену целиком. Полупустая бутылка прижалась к его бедру. Библия открыта на Евангелии от Луки, на главе 15. Письмо Грейс, слегка скомканное, лежит на чистом полу, словно в ожидании, что его подберут. На столе стоит стакан виски.

Все улики указывают на отравление алкоголем. Его история звучала бы крайне банально: «Он был в депрессии, он был пьяницей, он потерял жену». Или: «Он убил свою жену. Его поймали».

Твоему отцу приходится использовать свой спутниковый коммуникатор, чтобы вызвать полицию. У них уходит десять часов на то, чтобы прибыть на место происшествия. Они приезжают из Вайрики, а когда я жалуюсь на задержку, то получаю следующий ответ:

– Ну он же мертв, не так ли?

Реакция твоих родителей была такой же равнодушной и безучастной.

Твоя мать сказала: «Я не удивлена».

Твой отец сказал: «Что ж, такое случается».

Я чувствую тяжелый камень на душе, но не могу понять почему. С тех пор как я сделала те фотографии, мой слух притупился и зрение затуманилось. Из-за смерти Джеда я хожу как в воду опущенная. Я чувствую свою вину; опасаюсь, что каким-то образом способствовала его смерти. Но еще больше меня пугает собственная реакция, то, как расчетливо я собирала улики на свой телефон и фотографировала его мертвое тело. Неужели я животное и у меня совсем нет чувств?

Я напоминаю себе, что спала с Джедом. Что была даже немного влюблена в него. Мне импонировало то, как похожи были наши сломанные жизни и израненные души. То, что мы оба избрали одинаковый путь: приехали сюда, спрятались, изолировали себя от мира, как от заразы. А теперь его нет. Но все, о чем я могу думать, это ты. Что его смерть говорит о тебе?

Джед был прав: я исчезла в твоем исчезновении. Я погрузилась так глубоко, что пропала из собственной жизни.

Я наблюдаю за твоими родителями, ищу признаки их причастности. Но они как никогда равнодушны и по-прежнему видят мир в черно-белом цвете.