Если верить Хэрриоту… - [126]
Ванночка, как я уже сказала, была достаточно тесная — в ней помещалась только одна утка, и лишь худенькая Малышка могла в ней развернуться. А крупной Нюте удавалось чуть-чуть повернуться вокруг своей оси.
Этим и решил с истинно человеческой изобретательностью воспользоваться Серый Шей. Он дождался, пока предмет его страсти отправится купаться, и, стоило Нюте забраться в ванночку, ринулся следом…
Шокированная его порывом Нюта попыталась выбраться, но не тут-то было. Серый Шей собирался сполна воспользоваться единственной подвернувшейся возможностью. Брызги летели так, словно в ванночке подрались не на жизнь, а на смерть два бегемота. Никогда бы не подумала, что у обыкновенного селезня может быть столько изобретательности. Если бы это видели неизвестные авторы «Камасутры», они бы непременно дописали к своей бессмертной книге парочку глав. Теснота мешала Нюте вырваться, а Серый Шей спешил использовать момент. Когда наконец, изловчившись, утка удрала, вид у нее был весьма потрепанный. Серый Шей выбрался следом, с трудом передвигая лапы-обрубки.
А через некоторое время Нюта снесла несколько яиц и села их насиживать.
Все двадцать восемь дней мы ходили мимо нее на цыпочках. Приостановили даже ремонт, а в крольчатник заходили только самые ответственные люди, и то под моим присмотром. Но наконец срок насиживания подошел к концу.
Те дни я буквально не отходила от Нюты. Из четырех отложенных ею яиц несомненно оплодотворенными были три — когда я брала их на просвечивание, в них были заметны темные силуэты птенцов. Вывести хотя бы трех утят — уже удача в первый год разведения уток.
Первое яйцо наклюнулось в полдень на двадцать восьмой день, и, уходя домой, я была уверена, что на следующее утро меня встретят все три утенка — только какому-нибудь одному, самому слабенькому, придется помогать выбраться из скорлупы. С тем же чувством предвосхищения праздника я назавтра входила в крольчатник.
Нюта как ни в чем не бывало сидела на месте и остановившимся взором смотрела перед собой. Она только чуть зашипела и расправила крылья, когда я осторожно приподняла и отодвинула ее в сторону.
На трех из четырех яиц красовались наклевки — две из них были достаточно большими, чтобы разглядеть в них утят, третья была просто трещинкой, в которой лишь единожды мелькнул кончик клюва с яйцевым зубом — специальным наростом, который помогает птенцам пробить скорлупу изнутри. Но все трое не собирались вылезать, словно заранее знали, что этот мир не такой уж хороший. И что самое обидное — та трещинка как раз и была на яйце, проклюнувшемся первым. Утенок сидел в скорлупе уже почти сутки, но вылезать не хотел. Или не мог.
Пока я разглядывала наклевки, набежали мои ребята. Они издалека увидели, что я иду к уткам, и поспешили за мной, чтобы первыми на станции узнать новости. В другое время я бы выпроводила их, чтобы не мешать выводку, но сейчас было не до того. Вытащив яйца из-под Нюты, которая отнеслась к этому со странным безразличием, мы устроили военный совет.
— Ну, что будем делать? — спросила я. Свое решение у меня было, но хотелось получить одобрение или порицание и действовать наверняка.
— Может, она еще на них посидит? — предложили девчонки — они всегда осторожничали.
— Давайте разобьем скорлупу, — высказалась я. — Они второй день сидят в яйцах, сегодня уже двадцать девятый день пошел. Им давно пора выбираться.
Ребята замолчали, соглашаясь с моим предложением, а я в который раз пожалела, что пошла работать не по специальности: знания, которые были нужны при работе с этими животными, гораздо легче получить, имея дома собственный зоопарк или просто регулярно отдыхая в деревне у бабушки, держащей целый скотный двор. Кому нужны мои знания о напольном способе содержания домашней птицы, когда во всех учебниках птицеводства ни полслова не сказано о том, как поступать с птенцами, не желающими покидать скорлупу! Хотя нет, вру — сказано: таких бракуют, а проще сказать, выкидывают вместе с опустевшей скорлупой. Конечно, там, где ежедневно выводится несколько десятков, а то и сотен цыплят, утят или гусят, выбраковать три-четыре яйца ничего не стоит, а как быть здесь?
Но утята были живы. Они ворочались в своих ставших тесными домиках и хотели на волю. И мы рискнули.
Удалять скорлупу пришлось вместе с околоплодной оболочкой, которая прилипла к мокрому пуху. Здесь лучше было не рисковать, иначе, снимая пленку, можно было вырвать пух, оставив утенка с проплешинами на спине. Двум первым утятам требовалось только немного помочь — стоило нам чуть облупить скорлупу, как они, словно воспрянув духом, начали отчаянно выбираться из нее сами. И только с третьим пришлось повозиться. Когда до него дошла очередь, он не пожелал даже пошевелиться — только водил из стороны в сторону головой и моргал. Скорлупу пришлось удалять пинцетом, а где и пальцами, чтобы не причинить утенку боль. Освобожденный наконец от оболочки, он остался лежать у меня на ладони, свернутый так, как взрослая утка ни за что не изогнется, — голова его была засунута между крылом и лапой, которая оказалась заброшена на спину. Тонкая шейка у него затекла, и пришлось ждать полчаса, пока он наконец не высвободил головку. Его братья к тому времени уже начали обсыхать на руках у девчонок.
