Если верить Хэрриоту… - [111]

Пришедшей весной с Джульбарсом случилась история, которую я уже рассказывала. Он заболел, и, почуяв, что станция осталась без присмотра, сюда хлынули не только любители легкой наживы, но и соседи-кобели. И первым поспел тот самый жених номер два с розовым носом и замашками спившегося хулигана.

Все наши собаки прекрасно знали, что такое домашние животные. Не раз и не два Джулька заходил в курятник, где спокойно бродил вместе с утками и курами, не делая попыток напасть. Белла была слишком хорошо воспитана для бандитского нападения, а Моника боялась людей и не могла даже помыслить о том, чтобы пробраться за ограждение, особенно в присутствии человека. Но их розовоносый кавалер не признавал частной собственности и считал, что живые существа созданы природой для того, чтобы служить пищей хищникам. А здесь практически без присмотра бродит столько аппетитных птиц! С собой он, как правило, приводил трех-четырех своих приятелей, таких же шелудивых кобелей. Прежде чем мы приняли меры, компания успела загрызть несколько курочек.

Стаю разогнали, но ее розовоносый предводитель успел очаровать сердце Беллы, и однажды их застукали за недвусмысленным занятием, У нее как раз началась очередная течка, и мы невольно помогли псу, избавив его от конкурентов.

Я ревновала Беллу к Джульбарсу совершенно не по-собачьи, а вот Лена с пониманием относилась к зову природы. Она не только помешала мне разогнать парочку, но и даже помогла им перебраться в более укромное место.

Результатом ее сводничества стали шесть щенков, похожих на мать как две капли воды. Родила Белла в старой будке Джульбарса, где он не жил с тех пор, как получил травму. Будка эта стояла на самом виду — мимо нее постоянно ходили люди. Когда в ней запищали щенки, на дорожке то и дело начали образовываться пробки — дети толпились вокруг, заглядывая в будку и вслух обсуждая щенят. А Белла, нимало не смущаясь поднятой из-за нее суетой, то кормила своих отпрысков, то просто согревала их своим телом. Возле входа постоянно стояла миска, всегда наполненная гостинцами, — многие ребята притаскивали из дома косточки и хлеб, подкармливая мать. Белла до того привыкла к людям, что уже позволяла трогать щенят.

За этой суетой все как-то проглядели, что и Моника тоже вошла в подходящий возраст. Будучи всегда нелюдимой, она доблестно скрывала свое положение до самого последнего момента. Мы с Леной заметили ее беременность только в самом конце, а через несколько дней Моника исчезла — чтобы явиться снова, уже разрешившись от бремени.

Для родов она выбрала то же место, где в прошлом году ощенилась ее приемная мать, — крыльцо под теплицей. В целях безопасности она еще больше углубила нору, прорытую ее предшественницей, да постаралась так, что впоследствии это рвение сослужило ей плохую службу.

Дня через три после того, как стало известно, что и Моника осчастливила нас потомством, на крыльце затеяли большую уборку. Стоявшие там с зимы ящики перенесли в сарай, вымыли стеллажи, а заодно пол и стены.

Самая грязная работа досталась мальчишкам, а ведь известно, что парней хлебом не корми — только дай увильнуть от подобного дела. Но тут им отвертеться не удалось, и пришлось работать. Уборщики подошли к делу творчески — не долго думая, они протянули шланг, открыли воду на полную мощность и принялись сильной струей смывать мусор, а заодно и удалять его с крыльца. В несколько минут там начался потоп — через открытую дверь на улицу бежали мутные потоки, и столько же, если не больше, воды протекало сквозь щели в подполье. Туда, где лежали щенки Моники.

О них вспомнили далеко не сразу, но вдруг откуда-то снизу послышался шорох, и наружу вылезла молодая мамаша — мокрая с головы до лап, взлохмаченная, с ошметками грязи по бокам. С нее текло так, словно ее окунули в бочку с водой. Не отряхиваясь, она тут же сунула нос обратно, но отпрянула — под крыльцом было полно воды, и она не успевала впитываться в землю. Решившись, Моника все-таки нырнула под крыльцо.

Уборщики, очевидно, решили переплюнуть самого Геракла с его знаменитыми авгиевыми конюшнями. Вода хлестала уже изо всех щелей, но они опомнились, когда откуда-то снизу послышались странные звуки.

Это был не вой, скулеж или то, что иногда называют «собачьим плачем», а именно пронзительный крик, полный тоски и отчаяния. Мойщики выскочили на крыльцо как ошпаренные:

— Что это? Кто это? Откуда?

Откуда — стало ясно сразу же, потому что, словно услышав их голоса, из норы выбралась мокрая Моника. Испуганно переступая с лапы на лапу, она с тоской смотрела на отверстие под основанием крыльца и не переставая плакала и звала щенят.

— Чего это она? — спрашивали у меня ребята.

— Щенков ее заливает, вот чего! — огрызнулась я, протискиваясь между окружившими крыльцо кустами к норе. — Устроили тут всемирный потоп и еще удивляются!

Дрожащая Моника отступила в сторону. Я опустилась на колени, не обращая внимания на то, что влажная после недавнего дождя земля еще не просохла. Едва не растянувшись на боку, я попыталась заглянуть в нору.

— Прекратите шуметь! — прикрикнула я на ребят. — Я щенков не слышу!