Если верить Хэрриоту… - [102]

Часть вторая Собаки в опилках

Мальчик. А чего это кролик носом вот так делает?

Я. Это он так дышит.

Мальчик (после глубокого раздумья). А зачем ему тогда уши?

Разговор с юннатом.

Глава первая Два барса

Если кто из читателей заметил, что я ни полслова не упомянула про себя, то вот вам доказательство того, что упустила я главного героя повествования отнюдь не случайно.

Оказавшись «на свободе» и не зная, что с нею делать, я действовала интуитивно. Хотелось работать по специальности — изучать лошадей. Тем более что моя дипломная работа по русской рысистой породе была рекомендована в аспирантуру, а это открывало прямую дорогу в науку — куда мне всегда хотелось. Не откладывая дела в долгий ящик, я отправилась во ВНИИК.

Там меня встретили с распростертыми объятиями — молодежь последнее время в институт идет мало, смены никакой. Сразу три кафедры захотели, чтобы я училась, а потом и работала у них. Такого внимания к моей скромной персоне я никак не ожидала и обрадовалась.

Однако радость моя оказалась несколько преждевременной — до экзаменов мне предстояло ждать по меньшей мере полгода — с февраля до ноября-октября. Эти месяцы надо было где-то прожить, и я решила устроиться на работу, хоть немного соответствующую специальности. Могла ли я предполагать, что этот мой непритязательный порыв приведет к таким результатам!

Станция юннатов — какая, позвольте не уточнять, и так всем заинтересованным лицам это ясно, — встретила меня тоже с радостью: у них должно было вот-вот освободиться место именно в живом уголке, и они не знали, кого брать. К животным взрослые идут с явной неохотой, и я могу их понять — уж слишком специфическая это работа.

Морские свинки, попугайчики, несколько кроликов и кур — вот все, что оказалось под моим началом. После тридцати лошадей или сорока коров нагрузка и впрямь невелика, но, как известно, работа любит дураков и энтузиастов.

С еще одним обитателем станции я познакомилась уже через несколько дней.

Придя однажды на работу чуть позже, я сразу заметила необычно плотную толпу детей и преподавателей, столпившихся на дорожке, ведущей к сараям с инвентарем. Все они что-то горячо обсуждали. Я протолкалась поближе:

— Что случилось?

— Там Джульбарс, — ответили мне. — Сторож его забыл отвязать, теперь он не дает пройти.

Впереди послышалось басистое рычание, полное еле сдерживаемого бешенства. Дети с визгом отпрянули, но я поспешила навстречу.

Собак я не боюсь — после детских встреч с Пиратом у меня не осталось страха по отношению к ним: только почтение и уважение, если пес служебный или «на работе» — охраняет хозяина (а с пит-булями и бультерьерами меня судьба просто еще не сталкивала).

Узкая тропинка вела вдоль клумб к сараям и дальше, напрямик, к делянкам. У самого поворота, где она разделялась на две дорожки, стояла будка, возле которой, напрягшись, лежал крупный серый пес с торчащими ушами, похожий на волка. Он не отрываясь смотрел на детей, и верхняя губа его чуть подрагивала — в любой миг он был готов зарычать. От броска на людей его оберегала цепь, прикрученная к вбитому в землю колышку.

Когда я сделала шаг, он мигом прянул на ноги — одним сильным красивым движением, словно вырос. Подняв хвост и скребя лапами землю, пес негромко зарычал, предупреждая, а когда я, не обращая внимания, продолжила путь, залаял и рванулся ко мне.

Я медленно приближалась.

— Ну, Джульбарс, — говорила я, взглядывая ему в глаза. — Ты меня не знаешь, поэтому и лаешь. Познакомься со мной и успокойся!

Я шла не спеша, не делая резких движений, и пес постепенно смолк. То ли признал во мне родственную душу, то ли был просто поражен моей смелостью. Но только он позволил мне подойти вплотную и осторожно потянулся обнюхать мои ноги. В целях безопасности я все-таки не приближалась так, чтобы самой дотронуться до пса, и он был вынужден тянуть шею.

Пока мы таким образом знакомились, подоспела одна из сотрудниц, у которой были с ним хорошие отношения. Она увела пса, и дети наконец смогли пройти.

После этого недели две я его не видела — днем Джульбарс отсиживался в сарае, чтоб не мог никого покусать, а вечерами его выпускали побегать. Но утром загоняли снова.

Пришлось дождаться первого субботнего дежурства, чтобы снова с ним встретиться.

По субботам станция отдыхает — исключение делается для работников живого уголка, ведь звери не будут терпеть двое суток потому, что людям хочется отдохнуть. Поэтому еженедельно кто-нибудь по выходным приходил и кормил всю разношерстную братию.

В тот раз дежурить выпало мне, и я не без трепета явилась на станцию.

Еще издалека я услышала знакомый басистый лай — Джульбарс приветствовал так всякого входящего. Сторож Володя — на вид мой ровесник — открыл мне ворота. На этом он посчитал свою часть работы сделанной и ушел отдыхать. Я же занялась делами — надо было полить рассаду в теплице, накормить зверей и еще сделать хотя бы один обход станции.

Джульбарс все это время сидел на цепи — побегать он сможет только вечером. Мотаясь туда-сюда с лейкой, я нарочно несколько раз прошла поблизости от него. Пес лежал около будки, изнывая от жары в своей пышной темно-серой, с подпалинами, шубе. Вывалив розовый язык, он внимательно следил за мною, словно считал, сколько леек воды я перетаскала.