Если ты найдешь это письмо… - [86]

Шрифт
Интервал

Мы совершаем ошибки. Обижаем людей, которые больше всего значат для нас. И бываем обижены сами.

Нас отвергают и сплетничают о нас за нашей спиной. На многих из нас указывали пальцем и насмехались над нами. Мы проваливаем экзамены. Мы просыпаем работу. Нарушаем обещания. Разбиваем сердца. Мы удерживаем людей слишком долго, после того как они выполнили свое истинное предназначение в нашей жизни. Мы отпускаем – даже когда единственное, чего нам хочется, это держаться подольше вместе. Мы сомневаемся в себе. Мы празднуем. Слишком много пьем. Слишком мало смеемся. Мы влюбляемся по уши в мальчиков с печальными голубыми глазами и в девочек с дырами на колготках. Нам изменяют. Мы изменяем. Мы остаемся стоять в дверях, на вокзалах, в ресторанах еще до того, как подали закуски. Мы совершаем изощренные и безумные поступки ради людей, из-за которых наши сердца бьются так, будто вот-вот выпрыгнут из горла. Мы любим. И мы полны надежды.

Мы – душа общества и одновременно незаметны. Мы окружены людьми – и в то же время невозможно одиноки. Мы становимся старше – и порой это нас пугает, а порой кажется, что это прекрасно.

Этих «мы» много. «Мы» конфликтуют всякий раз, когда я закрываю глаза и говорю: «Я так одинока. Такое ощущение, что никто не знает, что я чувствую». Оказывается, мы это знаем – чаще, чем не знаем.

Может быть, нам не нужно отказываться от своих различий, от уникальных качеств, которые нас разделяют. Может быть, есть нечто мощное в том, чтобы стоять по колено в единстве вещей, которые делают нас не такими уж далекими друг от друга, вещей, которые заставляют нас кивать головами и шептать: «Я тоже…»

* * *

В феврале того года один бутик в манхэттенском Сохо нанял меня писать любовные письма к Валентинову дню в Нью-Йорке. Я испытала потрясение, получив звонок от пиар-компании, потому что никогда прежде не работала на таких мероприятиях. Они хотели, чтобы я рекрутировала «профессиональных авторов любовных писем», которые должны были сидеть вместе со мной в демонстрационных залах этих фешенебельных бутиков, разбросанных по всему Нью-Йорку, и писать письма для посетителей. Я положила трубку и задумалась: Существуют ли на свете профессиональные авторы любовных писем? И кого я должна искать?

Я понятия не имела, чего ожидать, когда собирала команду из восьми человек. Только сидя в демонстрационном зале в белой футболке с явно слабоумным купидончиком на груди (очевидно, пресс, печатавший футболки, в тот день дал сбой), я осознала, какая это неловкость для посетителя – подойти, заполнить анкету о своем любимом человеке и заказать совершенно незнакомым людям написать письмо. Люди будут сидеть напротив меня и перечислять качества вроде «уверенный, сексуальный, красивая, заботливая». Мне и моей команде предстояло сконструировать письмо типа «заполните пробелы», которое они понесут домой вместе с фирменными магазинными пакетами и пристроят ярко-красный конверт на такое место, где его найдет любимый человек. Могу себе представить вполне естественные диалоги, вызванные этими письмами, когда женщины станут вскрывать их и спрашивать своих бойфрендов и мужей: «Та-ак, и что же это за женщина писала мне любовное письмо?!» И по сей день я думаю, что никто на свете не говорит «я страстно люблю тебя и порой хочу сорвать с тебя одежду» так, как незнакомый человек, никак не связанный с твоей любовной жизнью, вкладывающий эти слова в красивый конверт с логотипом магазина. И все равно мы отлично повеселились и, думаю, дружно прошли тест на высокое звание профессионала в сфере написания любовных писем.

В конце второго дня профессионального письмотворчества в магазин вошла женщина с множеством пакетов в руках. Это были не фирменные магазинные пакеты, которые наводят на мысль, что она только что обошла со своей банковской картой все кассы Мэдисон-авеню. Это были настоящие сумки-мешки, и она смахивала на бомжиху. Женщина подошла прямо ко мне и протянула две полоски бумаги.

– Я же говорила, что вернусь, – сказала она, опуская на пол сумки и усаживаясь напротив меня. – Мне нужно два любовных письма. Одно – для моего бойфренда, а другое – для бывшего мужа, – и она подпихнула ко мне свои бумажки.

Следующие десять минут я писала, а она задавала мне вопросы. Откуда я родом? Сколько мне лет? Как все это случилось? Откуда взялись эти любовные письма? Это было все равно как играть в двадцать вопросов, одновременно пытаясь сосредоточиться на словах, которые можно сказать бывшему мужу.

– Сострадательный? – переспросила я, приподнимая листок с его описанием.

– Х-м-м-м, – отвечала она, – определенно. Иногда можно остаться друзьями, даже осознав, что оставаться вместе было бы слишком больно.

Она продолжила задавать мне вопросы, и когда я подняла глаза, то увидела, что она записывает мои ответы.

Помню вопрос о том, какие три вещи я усвоила. Кажется, я ответила: я усвоила, что люди ищут способы быть хорошими. Действительно, чаще всего это так. Есть причина, по которой определенные видеоклипы становятся вирусными – это те, где люди проявляют заботу друг о друге в спонтанных добрых поступках. Есть причина, по которой мы их смотрим и передаем друг другу. Думаю, всем нам хочется того, что скрыто за моментами, запечатленными на экране. Мы хотим верить, что этот вид любви и доброты по-прежнему существует. Мы хотим надеяться на моменты, которые говорят нам: «Мир – это не только ты. И любовь по-прежнему побеждает».


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.