Если ты найдешь это письмо… - [49]
Так что я продолжала двигаться вперед и писать. Я смотрела на каждое следующее письмо как на возможность быть еще честнее, чем в предыдущем.
Кстати, по поводу честности: было бы неверно сказать, что я начала писать эти любовные письма – и депрессия тут же исчезла, чтобы преследовать кого-нибудь другого. Это неправда. Я не эксперт по депрессии, я просто знаю, что это не безразмерная одежка, одинаковая для всех. Я ни в коем случае не хочу умалять чудовище, коим является депрессия, и то, как она проявляется у разных людей.
Если бы я могла, я нарисовала бы карту депрессии – все ее высокие вершины и низкие низменности. Ее долины и пустыни. Но, видишь ли, тут-то и прячется ловушка. Карты рисуют, чтобы они тебя куда-то привели. Карты рисуют, потому что есть крестик, отмечающий место или крохотный домик в углу, который символически говорит: «Вот здесь ты окажешься в итоге».
Но в этом и состоит коварство депрессии. Вряд ли она позволит рисовать с нее карты. Она не расскажет, куда ты направляешься. У тебя могут быть леса, а у меня будут болота. Самое важное – продолжать двигаться. Без карты и без компаса. Иногда у тебя не будет даже настоящей истины в роли проводника. Просто надо идти дальше. По пути ты найдешь то, за что можно крепко держаться. Надежду. Хорошие разговоры. Людей, которые останутся с тобой до утра. Найдешь то, что можно крепко сжать в руке. Для меня это было желтое полотенце, присланное мамой.
Оно оказалось на моих коленях всего за несколько часов до нашего праздника в честь Дня Благодарения. Одним из требований волонтерской программы было не ездить в тот год домой на Благодарение. Каникулы предстояло провести вместе с сообществом, в котором мы жили, чтобы проявить солидарность и уважение к тем, кто не мог уехать за тридевять земель, чтобы праздновать дома. Традиционно волонтерские службы Бронкса и Лоуренса (города в штате Массачусетс) отмечали День благодарения вместе. Так что вечером накануне праздника к нам должны были прибыть четверо волонтеров из Массачусетса.
Утром того дня мой класс в детском саду был переполнен волонтерами-родителями и заставлен тяжелыми блюдами с жареной курицей, плантайнами и кукурузными лепешками. Если бы я никогда не читала хрестоматийную историю о первом пире в честь Благодарения, то поверила бы, что первые переселенцы и индейцы совместно вкушали аррос кон пойо (цыпленка с рисом) и запивали его напитком «Капри Сан», подпевая Джастину Биберу. Все двадцать шесть ребятишек сидели за столами, составленными вместе в центре комнаты, на головах у них были шапочки, которые мы с Шерил мастерили для них целую неделю из плотной цветной бумаги, и все мы держались за руки. Я видела, как маленькая первопоселенка сунула ручонку под стол и поймала под ним ладошку маленькой индианки, чей головной убор удерживали на волосах пластиковые заколки с цветочками.
Мы по очереди перечисляли, за что мы больше всего благодарны. Из уст детей сыпался парад «мамочек», «папочек» и «кошечек», и каждый ребенок внимательно выслушивал остальных. Никто даже не ерзал. Есть нечто таинственное в благодарности, которая заставляет притихнуть даже круг из двадцати шести четырехлеток. Когда очередь дошла до меня, Джозу сжал мою ладонь и велел начинать, я сказала, что благодарна за дом. Как бы он ни выглядел. Где бы ни находился.
После нескольких благодарственных пиров в тот день (второй, с учащимися курсов английского в иммиграционном центре, состоялся сразу вслед за первым) одна из моих соседок по комнате принесла мне посылку. Я бросила взгляд на знакомый почерк и сразу же поняла, что это от мамы.
Я надорвала боковую сторону свертка и обнаружила в нем все предметы, характерные для посылки в стиле «как жаль, что ты не приехала домой на каникулы». Среди содержимого особняком стояли медная тарелочка и ярко-желтое полотенце. Я повертела тарелочку. На ее лицевой стороне было вычеканено изображение индейца. Как всегда, когда мама присылала мне что-нибудь, я не могла проникнуть в ход ее мыслей и понять, зачем она это сделала. Ей нравится быть непредсказуемой. Единственное, что пришло мне в голову в связи с тарелочкой, – это моя бабушка и наша вечная семейная шуточка насчет того, что она считала себя коренной американкой. Она всегда говорила о «своем племени» и «наследии предков», квартира ее была украшена индейским декором; но не было никаких доказательств тому, что это правда, в особенности учитывая ее ирландские корни. Мы были совершенно уверены, что она не индианка, но все равно ей подыгрывали. Пару лет в средней школе я тоже говорила всем, что я индианка. Я думала, что мальчики будут считать меня необычной и захотят со мной встречаться. Бледная кожа и веснушки говорили не в пользу этого утверждения, но я все равно старалась быть своего рода ирландской Тигровой Лилией и вести счет безумным бойфрендам. Вскоре это притворство было отброшено, поскольку никаких доказательств этих моих корней не нашлось. Невозможно получить стипендию для колледжа, если не можешь предъявить доказательства происхождения из конкретного племени.
