Если она полюбит - [8]

— Это просто потрясающе! — воскликнула Тилли, наслаждаясь моим удивленным выражением лица.

— Тогда у меня нет резона отказываться. Вообще-то, я всегда хотел прокатиться на «Харлее».

Я наклонился, чтобы поцеловать Тилли в щеку и попрощаться.

— Расслабься, Эндрю, — проговорила она. — Думаю, тебе понравится, — она махнула мне на прощание. — Удачи в поиске работы. Ты всегда можешь перебраться сюда, если не сможешь выплатить ипотеку.

— Спасибо, сестренка.

Я оседлал чудовищного «Харлея», сверкающего хромом и черным лаком, и ухватился за боковые стороны сиденья. Мотоцикл стартовал резко, и на мгновение мне показалось, что вот-вот слечу с него, поэтому я вынужден был уцепиться за Рэйчел, а она понеслась сквозь плотный поток машин, двигавшихся в сторону города, нарушая скоростной режим и правила, предназначенные для других, простых смертных. Сердце билось в горле, во рту пересохло, но ощущения были волнующими и до странности сексуальными. Я представил себе, как Чарли выглядела бы в кожаном костюме, таком, как на Рэйчел; воображал, как мы с ней мчимся по американским автострадам и Чарли крепко обнимает меня руками за талию, а ветер развевает и путает ее волосы…

— Ну, что скажешь? — спросила Рэйчел, когда я спрыгнул на землю перед станцией.

Я попытался изгнать из головы образ Чарли в черном кожаном костюме.

— Да, это было весело. И немного страшно.

— Значит, это сильнее тебя, — сказала Рэйчел. — Но стоит попробовать, чтобы понять нас, понять, почему мы считаем это лучшим ощущением на свете.

— А кто это «мы»?

— Такие, как я.

— Ты из «Ангелов ада»? — поинтересовался я.

— Нет, мы не ангелы. Во всяком случае, не настоящие. У нас просто байкерский клуб.

— Понятно. — Я представил людей, о которых говорила Рэйчел: длинные волосы, бороды, татуировки, грубоватая манера держаться.

— Эндрю… — она опустила голову.

О-о, подумал я. Когда кто-то обращается так по имени, это редко предвещает нечто хорошее.

— Да?

— У тебя есть еще хотя бы пять минут до поезда, чтобы поговорить?

— Хм… — я взглянул на часы. — На самом деле, даже пятнадцать. А что такое?

Она сошла с мотоцикла.

— Пойдем, выпьем чая, и я все расскажу.

Значит, о Тилли.

Она взяла две чашки чая в станционном буфете, и мы сели за покрытый жирными пятнами пластиковый столик. Меня раздражало выражение лица и интонация Рэйчел. Что-то не так с Тилли, о чем еще я не знаю?

Рэйчел поводила туда-сюда замком молнии на кожаной куртке.

Заговорив, она избегала смотреть мне в лицо; взгляд ее скользил по комнате.

— Я уже давно хотела с тобой поговорить. Но ты должен обещать, что не расскажешь об этом Тилли. Она будет нервничать и может даже уволить меня.

Теперь я и вправду встревожился.

— Это зависит от того, что ты скажешь.

Она еще подергала молнию, несколько раз поднесла ладонь ко рту и лишь потом заговорила.

— Я беспокоюсь за нее. Ты знаешь, что она всегда была склонна к периодам мрачного настроения и приступов жалости к себе. Но в последнее время ситуация становится все хуже и хуже. Хороших дней стало меньше, чем плохих.

Я был потрясен. Я вообще не знал, что у Тилли бывают такие приступы, разве что изредка, как и у любого человека на свете.

— Я думаю, что доктор перевел ее на новый антидепрессант, но с тех пор, как Джонатан бросил ее…

Я поднял ладони.

— Стоп-стоп, не гони. Антидепрессанты? А кто такой Джонатан?

Она казалась искренне удивленной и в первый раз посмотрела мне прямо в глаза.

— Мне и в голову не приходило, что ты не знал. Я думала, вы с Тилли очень близки.

— Очевидно, не настолько, как я сам думал.

— Извини. Хорошо, суть вот в чем: около месяца назад она стала встречаться с парнем, с которым познакомилась в бассейне. Я отвожу ее туда пару раз в неделю.

— Этот Джонатан, у него тоже проблемы?

— Да, он бывший солдат, потерял ногу ниже колена, наступив на мину в Ираке. Во всяком случае, Тилли была им совершенно очарована. Она все время говорила о нем.

Только не со мной, подумал я.

— Он бросил ее пару недель назад. Внезапно. Она-то думала, что у них все идет отлично. И с тех пор словно обезумела.

Я барабанил пальцами по столу. В кафе было пусто и тихо, только глухо жужжала кофемашина и какой-то старик вполголоса разговаривал со своей собакой.

— Ты уверена, что дело только в ее разбитом сердце?

Она подняла бровь.

— Я не говорю, что разбитое сердце — это несерьезно, — быстро добавил я. — Но ведь все тяжело переживают после разрыва с тем, кто им по-настоящему нравился.

— Здесь нечто большее, — настаивала Рэйчел. — Она постоянно говорит, что у нее никого нет, что ее жизнь полное дерьмо, что ей незачем жить. Думаю, тебе стоит поговорить с ней.

У меня кровь застыла в жилах.

— При этом не упоминать, что ты мне все это рассказала?

— Это было бы идеально. Я же говорю, она может ужасно рассердиться. Если бы ты мог что-то сделать, приободрить ее… показать, что у нее есть, зачем жить. Но ты так далеко…

— Я всего лишь в Лондоне, в семидесяти милях отсюда.

— Я знаю. Но вы не так часто видитесь, правда?

Если бы не был так сильно обеспокоен за Тилли, я почувствовал бы себя оскорбленным тем, как малознакомая женщина намекает, что я пренебрегаю собственной сестрой. Но я действительно ощущал некую вину.