Если он такой умный, почему он такой мертвый - [31]

Мои столь пафосные речи произвели некоторое впечатление. Старший Федечка, заглотив рюмаху рома, выматерился еще раз кучеряво-стальной казематной проволокой. Младшенький Петечка печально задумался, как студент над конспектом по сопротивлению материала. - И что будем делать? - задала вопрос до сих пор безмолвствующая Стелла. Делать что-то надо, мальчики. Есть какие предложения? - спросила. Есть, - ответил я, menhanter.

Скособоченный рыбачий домик плавал в предрассветном тумане. Химеры сновидений бродили под его окнами. Анастасия спала - так спит счастливый ребенок, улыбаясь сахарным ангелочком. Вот бы только не знать, что натворил этот "ангелочек". - Это ты, - дрогнули ее ресницы, пугая сон. - А я думала, сбежал от меня. - Хотел, да не получилось, - и поцеловал холодный лоб - холодный, как утренняя волна. - А ты больше не уйдешь? - Весь день наш, - пообещал. - Спи. Она уснула на моей руке - девочка не могла знать, что я ее уже предал. Руководствуясь интересами дела, а также интересами самой Анастасии, между мной и братьями Собашниковыми была достигнута договоренность, которая предусматривала ее отлет в Канаду - к любимому дядюшке. Это было единственное условие, мне поставленное. И я решил выполнить его. Зачем калечить чужую молодую судьбу? Хотя, если быть откровенным, все это пустые отговорки: для меня прежде всего дело. Выполнить боевую задачу - вот высшая цель. Выполнить цель любой ценой? И что потом, menhanter?

И с этой неприятной мыслью проваливаюсь в омут небытия. И топь сна, как болото, вбирает меня всего. И, кажется, меня нет. Я был - и теперь меня нет. Где я? - Эй, соня, - родной голос возвращает меня в солнечную галактику, теплую и прекрасную. - Хватит дрыхнуть, старик, - и меня хватают за ноги. - Пошли на море! - Анастасия, - возмущенно брыкаюсь и выпадаю из домика на берег, песчаный и пустой. - Я тебе покажу, какой я старик! - Ну, догони-догони, молодой такой, - и улепетывает по влажной кромки между небом и землей. Кажется, я уже такую картину видел в кино: она бежит, он ее догоняет. Мило-мило. Да делать нечего - беги, menhanter, беги, солнце уже высоко, оно бьет в зените, а, значит, часы взрывного механизма уже запущены и скоро произойдет то, что должно произойти: братья Собашниковы, чтобы спасти свои жизни и жизнь сестры, напичкали личную яхту тротилом до ватерлинии, решив сделать подарок запоминающимся для нового владельца быстроходной "Анастасии" - запоминающимся на всю его оставшуюся мимолетную жизнь.

Господин Дыховичный, разыгрывая умную партию, предусмотрел все, не предусмотрел лишь одного: меня, menhanter. Того, кто способен для достижения своих корыстных целей поступиться своими принципами. Впрочем, какие могут быть принципы у охотника за "духом"? Хотя отсутствие принципов - это тоже принцип.

Анастасия мелькает розоватыми, как фламинго, пятками по мелководью. Она счастлива и вечна. Я бегаю за этим хохочущим фламинговым счастьем - ловлю его, обнимаю и падаю с ним в волну. - Ты меня любишь? - Люблю. - И я тебя, - смеется. - Ой, а это что за рыбка? - Золотая рыбка, солнце мое. Потом мы валяемся на горячем шелковистом песочке и о чем-то болтаем - о моде. Я поддакиваю Анастасии, щурюсь в морскую синь и вижу:

как в порт катит автомобильный кортеж из шести импортных лоснящихся колымаг; как этот кортеж рулит к яхте "Анастасия", готовой поднять паруса по приказу нового хозяина; как из лимузина выбирается он, новый хозяин, в летнем костюме от Версаче, а вслед за ним торопится восторженно-менуэтная, хитроватая Римма, девушка для личного пользования; как они в окружении телохранителей поднимаются на борт яхты, начиненной, как пирожок фаршем, двадцатью килограммами, напомню, тротила...

- Ты меня не слушаешь, - Анастасия приближает лицо к моим глазам. Смотреть прямо и отвечать, о чем я говорила? Я целую ее пересохшие губы и повторяю последние слова о том, что " Элизабет Харли, невеста Хью Гранта, счастлива, что наконец-то нашла духи, о которых мечтала всю жизнь. Цветочный аромат Pleasures от Estee Lauder напоминает ей английский садик..." - Так, радость моя? - улыбаюсь. - И чем еще наша Элизабет Харли счастлива?

- Ну слушай. Я продолжаю делать вид, что чрезвычайно обеспокоен проблемами моды на туманном Альбионе, а сам возвращаюсь в параллельный мир и снова вижу:

как на причале мрачные братья Собашниковы прощаются со своей плавучей красоткой; как она, прекрасная и легкая "Анастасия", отходит от причала для местного веселого круиза; как в руках господина Дыховичного победно пенится шампанское в бокале; как ветер рвет подымающие паруса и солоноватые брызги волн...

- Эй, ты где? - прерывает видение Анастасия. - Я здесь. - И я здесь. - И что? Повторить? - Нет, повторять ничего не надо, - смеется. - А лучше скажи, сколько нам еще в этой дыре сидеть? - Минут пять. - Правда? Анастасия не верит, я вынужден божиться, и она бежит в море, и плещется в нем, и счастливо смеется - она не знает, что через несколько дней мы расстанемся. Так сложились обстоятельства и мы вынуждены будем проститься.

Девочка проявит мужество, она не будет плакать, только, уходя к самолету, недоуменно передернет подростковыми плечами. Я буду смотреть вслед и ждать: вот-вот оглянется - она не сделает этого, и будет права. А пока она счастлива - выходит из моря. И когда она, сотканная из смеха, солнца и брызг, выходит из свободного морского пространства, за ее спиной, будто лопается стекло огромного небосклона. Анастасия удивленно оглядывается: - Гроза? - Если он такой умный - почему он такой мертвый? - вещаю себе под нос. - Что? - Будет, говорю, дождь, - и поднимаюсь на ноги. - Вперед, радость, нас ждет цивилизация: бензин-керосин и прочие сульфаты-нитраты! - Ура! - смеется Анастасия. - Отравимся алюминиевыми огурцами и умрем через сто лет и в один день. - В муках я не согласный помирать. - А мне плевать! - Плеваться некрасиво! - Мне все можно, вот!.. Тьфу-тьфу! - Ах ты, еще и верблюд!.. - Верблюд - это ты, а я - верблюжонок! Мы дурачимся и, обнимаясь, бредем по мокрой кромке вечного моря. И такое впечатление, что мы идем по кромке неба - потому что наших следов на песке уже нет.