«Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №2 - [39]

Не знаю, сколько бы это продолжалось, но однажды сильный сердечный приступ уложил «хранительницу» на долгое время в больницу, и я, её ближайший сосед, взял на себя необременительные обязанности присмотра за квартирой и поливкой немногочисленных цветов. Пожалуй, единственного увлечения «хранительницы». Полив занимал немного времени, но неудержимая сила тянула меня к запертой двери. Ключа не было, но я вплотную подходил к ней, прислушивался, пытаясь мысленно проникнуть за деревянный заслон, скрывающий тайну, настроиться на ритм, атмосферу загадочного помещения. Казалось, такого обычного, ничем, казалось, не отличимого от тысяч подобных.

Закат уже коснулся пыльных окон, но свет зажигать не хотелось. Возможно, полумрак создавал волнующую атмосферу вокруг меня, изменяя даже ритм моего сердца. Может быть, усталость, а возможно, и что-то неведомое опеленало, заставив в непонятной слабости опереться руками о запретную дверь. И, возможно, мне это только показалось, почудилось, но через мои ладони неведомая энергия вошла в мозг, который стал считывать обрывки информации. Из каких-то неведомых сплетений космических нитей воспроизведя нечёткие образы и… я видел тех, кто тут жил раньше. Чья энергетика, видимо, ещё исходила, вопреки всем известным законам и логике.

Потом я пытался хоть что-то осмыслить из того, что со мной произошло. Безотчётный внутренний страх тогда, этого не забыть, сковывал тело и не позволял оторвать ладони от двери. Я видел, я слышал их, но отчего-то ощущал, что они не жильцы нашего мира. Как? Если бы мне это знать. Они были нереальны и в то же время отчётливы. Хотя о какой реальности может идти речь? Да, я понял, что музыканты, бывшие хозяева когда-то вполне обычной квартиры, погибли. Страшно. В авиакатастрофе. Я ощутил нечто безумно страшное, дикое в последних минутах их жизни. Их нет. Нет, – било в мозг. Но энергия космического пространства возвращала их, или, вернее, то, чему нет названия, к роялю, не давая оборваться последней ниточке из запределья.

И я оказался нечаянным разрушителем непонятного баланса каких-то высших сил. Я неосознанно вторгся туда, куда нам, живущим и не потерявшим разум, – нельзя. Ни под каким видом, но сделанного не изменить… Я бы после решил, что то, что со мной произошло, просто бред, но… когда закат совсем скрылся и всё поглотила тьма, я наконец очнулся и смог оторвать от двери руки и быстро покинул квартиру соседки. И то, что я действительно только что там был, подтверждало зеркало в прихожей, отражавшее появившийся седой клок волос в моей пока ещё буйной шевелюре. Пока в доме находилась «хранительница», какая-то сила не давала оборваться этой астральной связи. Может быть, когда она вернётся из больницы, дай Бог ей здоровья, что-то восстановится во вселенском разрыве.

А пока вот уже почти неделю редкие вечерние прохожие из тех, что СЛЫШАЛИ, останавливаются возле нашего дома.

Вглядываются в затемнённые окна, словно ожидая чего-то. Затем, как мне кажется, с грустью в глазах, а как иначе, идут дальше по своим привычным вечерним делам. И думают ли они о том, надеются ли услышать ещё хоть раз неведомо откуда возникающую музыку? Кто знает? Возможно, однажды загорится при закате тусклым светом окно, где в полупустой комнате стоит старый чёрный рояль, но об этом знает лишь жизнь, которая, конечно же, мудрее нас, живущих в своём строго очерченном мире. Но надежда…

Михаил Сипер

Родился в 1954 году в Нижнем Тагиле. Закончил Уральский политехнический институт. С 1991 года проживает в Израиле. Автор пяти поэтических сборников, стихи неоднократно публиковались в газетах, журналах и антологиях разных стран, переводились на английский, норвежский, болгарский, иврит. Дважды призёр Международного поэтического турнира «Пушкин в Британии» (Лондон), лауреат Большой Золотой медали Франца Кафки (Прага). На стихи Михаила Сипера написано более сотни песен различными бардами и профессиональными композиторами.

«Змеёй дожди ползли по окнам…»

Змеёй дожди ползли по окнам,

Картинку эту я храню,

И электричество промокло —

Сдыхало пару раз на дню.

Я думал – песенка пропета,

Но тут пришли другие сны,

Когда на нас напало лето

Без объявления весны,

Когда, сквозь кожу проникая,

Из крови жар творил желе,

А ты была тогда такая,

Что больше нету на Земле.

Как узник Беломорканала,

Я был застрелен на бегу,

И море медленно стирало

Твои следы на берегу.

Потом – опять другое время,

Опять другие голоса,

Моё слабеющее племя

Ушло за дальние леса.

Опали ясени и липы,

Сгорев в нагрянувших боях.

Остались мне дагерротипы,

Где я и ты, где ты и я.

Пусть не в алмазе, не в корунде

Мой изваян печальный лик,

Но наша глория, хоть мунди,

Но верю я – не транзит сик.

«Прости, Господь, за грубость языка…»

Прости, Господь, за грубость языка,

За робость, уводящую в сомненья,

За то, что не приемлю вдохновенья

От взгляда Твоего сквозь облака…

Прости, что я не жгу Тебе свечей

И жизнь свою веду не по скрижалям,

А тех, кто слепо верит – просто жаль их,

Уснувших под журчание речей.

Прости, Господь, за то, что не блюду

Твои законы, правила, заветы,

За то, что сам ищу себе ответы,

Но не убью, да и не украду.