Если душа родилась крылатой - [45]

Шрифт
Интервал

Et les faubourgs sous la pluie sans personne!
Et les matins donc! Et tout ce domaine
Inentrepris par les rossignols meme!
C’est vrai que je vois mal — dans un caveau,
C’est vrai que tu vois mieux — puisque d’en haut.
Entre nous rien n’a eґteґ accompli.
C’est a` ce point simple et net: pas un pli —
Rien, c’est a` ce point a` notre porteґe
Qu’il est inutile d’eґnumeґrer.
Rien, sinon — ne t’attends pas a` du hors
Ligne (qui sort de la mesure a tort!)
— Etre dedans la ligne, mais laquelle,
Comment entrer?
Refrain sempiternel:
Rien, de quelque chose — rien, nul teґmoin,
Serait-ce meme de loin — l’ombre au moins
De l’ombre! Rien, ni cette heure-la`, ni
Ce jour-la`, cette maison-la`: deґni!
Le condamneґ dans son carcan, lui l’a
— Don du souvenir —: cette bouche-la`.
Les moyens nous eґtaient trop peu confus?
De tout ce-la`, seul ce monde-la` fut
Notre, et nous-memes ne sommes que l’ombre
De nous, — tout notre ici: tout l’autre monde!
Bon confin nouveau — des moins batissables!
Bon nouveau lieu, Rainer, — monde, Rainer!
Bon cap a` l’extreme du deґmontrable —
Nouvel il, Rainer, — oreille, Rainer!
Tout: l’ami, la passion
Etaient pour toi accroc.
Echo, bon nouveau son!
Son, bon nouvel eґcho!
Combien de fois sur le banc de l’eґcole:
Quels sont ces fleuves, lacs, montagnes, cols?
C’est bien — les paysages sans touristes?
J’avais raison, Rainer, c’est donc un site
Montagneux, orageux — le paradis?
Pas celui que les veuves revendiquent —
Car il n’y en a pas qu’un, car un autre
Est au-dessus? Ses terrasses sont hautes?
Le paradis — jugeant par les Tatras —
Ne saurait etre qu’un amphitheґatre.
(Et au-dessus de l’un — le rideau bas
Baisseґ…) Rainer, Dieu est un baobab
Grandissant — j’avais raison? Non pas Louis-
Soleil-d’Or, car trone au-dessus de lui
Un autre Dieu? Il n’y a pas que lui?
Au lieu nouveau, comment ca va — eґcrire?
D’ailleurs, est — toi, est le vers: le vers tire
De toi son etre! En cet heureux seґjour
Comment va — eґcrire? Sans table pour
Le coude? Ca va — sans front pour la plume
(La paume)
— Un mot codeґ de ta coutume!
Rainer, des rimes nouvelles — content?
En effet, comprendre correctement
Le terme rime — qu’est-ce d’autre hors
Plein de rimes nouvelles — la Mort?
Car pas d’issue: la langue est eґpuiseґe.
Plein de consonances et signifieґs
— Neuves! Neufs!
— Au revoir! A se connatre!
Nous verrons-nous? Mais le chant de nos etres:
Avec la terre ou` moi-meme me noie —
Toute la mer, Rainer, et toute moi!
Ne nous quittons pas — griffonne avant l’heure.
Bonnes esquisses sonores, Rainer!
L’escalier du ciel: monteґe des honneurs
Sacreґs… Bonne conseґcration, Rainer!
— Ma paume la tient: et si l’eau deґborde?!
Par-dessus le Rhone et dessus Rarogne,
Par-dessus l’absolu deґpart — je porte
A Rainer — Maria — Rilke — en mains propres.

Еще от автора Марина Ивановна Цветаева
Сказка матери

`Вся моя проза – автобиографическая`, – писала Цветаева. И еще: `Поэт в прозе – царь, наконец снявший пурпур, соблаговоливший (или вынужденный) предстать среди нас – человеком`. Написанное М.Цветаевой в прозе отмечено печатью лирического переживания большого поэта.


Сказки матери

Знаменитый детский психолог Ю. Б. Гиппенрейтер на своих семинарах часто рекомендует книги по психологии воспитания. Общее у этих книг то, что их авторы – яркие и талантливые люди, наши современники и признанные классики ХХ века. Серия «Библиотека Ю. Гиппенрейтер» – и есть те книги из бесценного списка Юлии Борисовны, важные и актуальные для каждого родителя.Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) – русский поэт, прозаик, переводчик, одна из самых самобытных поэтов Серебряного века.С необыкновенной художественной силой Марина Цветаева описывает свои детские годы.


Дневниковая проза

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Повесть о Сонечке

Повесть посвящена памяти актрисы и чтицы Софьи Евгеньевны Голлидэй (1894—1934), с которой Цветаева была дружна с конца 1918 по весну 1919 года. Тогда же она посвятила ей цикл стихотворений, написала для неё роли в пьесах «Фортуна», «Приключение», «каменный Ангел», «Феникс». .


Мой Пушкин

«… В красной комнате был тайный шкаф.Но до тайного шкафа было другое, была картина в спальне матери – «Дуэль».Снег, черные прутья деревец, двое черных людей проводят третьего, под мышки, к саням – а еще один, другой, спиной отходит. Уводимый – Пушкин, отходящий – Дантес. Дантес вызвал Пушкина на дуэль, то есть заманил его на снег и там, между черных безлистных деревец, убил.Первое, что я узнала о Пушкине, это – что его убили. Потом я узнала, что Пушкин – поэт, а Дантес – француз. Дантес возненавидел Пушкина, потому что сам не мог писать стихи, и вызвал его на дуэль, то есть заманил на снег и там убил его из пистолета ...».


Проза

«Вся моя проза – автобиографическая», – писала Цветаева. И еще: «Поэт в прозе – царь, наконец снявший пурпур, соблаговоливший (или вынужденный) предстать среди нас – человеком». Написанное М.Цветаевой в прозе – от собственной хроники роковых дней России до прозрачного эссе «Мой Пушкин» – отмечено печатью лирического переживания большого поэта.