Если честно - [91]

Следующие несколько недель я оттачивал свои навыки разговоров ни о чем с незнакомцами. Спустя несколько десятков таких разговоров я наконец нашел одну-единственную девушку, которой такой подход не понравился.

– Ты правда хочешь знать мой любимый цвет? Серьезно? – спросила она. – Мы что, в детском саду?

Я хохотнул, обрадованный тем, что все же нашел хотя бы одного единомышленника.

– Вот-вот, именно! – воскликнул я. – Я недавно начал экспериментировать с такими разговорами ни о чем и, должен сказать, это просто нечто – люди в массе своей и впрямь готовы охотно обсуждать ерунду вроде своих любимых оттенков. Ты первая из всех, с кем я пробовал так говорить, кто этому воспротивился и вообще заметил, что это ненормально!

Незнакомка смерила меня полным отвращения взором.

– Я-то сам правда совершенно не желаю говорить о цветах, – уверил я ее. – Просто это почему-то нравится почти всем остальным. Я всего лишь пытаюсь сделать окружающих хоть чуточку счастливее.

Девушка глянула на меня исподлобья.

– То есть ты спросил меня о моем любимом цвете, поскольку счел меня дурой?

– Нет, почему же – возразил я. – Разговор ни о чем – вовсе не признак глупости. Я раньше тоже так думал, а потом в какой-то момент понял, что это просто такой другой вид коммуникации, ничем не лучше и не хуже нашего!

Я размахивал руками, активно жестикулируя, крайне взбудораженный тем, что нашел наконец того, с кем можно было об этом поговорить.

Моя речь не произвела на девушку ровным счетом никакого впечатления.

– Любой, кто говорит с тобой о своем любимом цвете – либо законченный придурок, либо просто пытается быть вежливым.

Сквозившие в ее голосе снисхождение и осуждающая уверенность на минуту дали мне хотя бы отдаленное представление о том, каково, видимо, окружающим было разговаривать со мной самим.

Глава 11 Это ненормально

Несмотря на то, что я уже более-менее привык лгать в тех или иных повседневных ситуациях, применять свои новые правила жизни к свиданиям мне почему-то не хотелось. Перспектива очаровывать кого-то ложью вызывала у меня буквально физическое отторжение. Мои «присяжные» советовали мне сразу стараться представить себя на свидании в максимально выгодном свете, потом подождать пару месяцев, а уже затем начинать потихоньку открывать новому партнеру свои негативные стороны. Я считал это мошенничеством; они называли это нормой.

Я прочел некоторое количество статей и даже книг об искусстве романтических взаимоотношений. Предполагаемые эксперты в этой области словно исходили при написании этих текстов из некой данности, заключавшейся в том, что никто и никогда не станет любить тебя таким, какой ты есть, что отношения – ловкий трюк, и не более того. Понятие «труднодоступности» оказалось для меня крайне труднодоступным само по себе. Автор одной из книг советовал незаметно и ненавязчиво разворачивать корпус чуть в сторону при разговоре с кем-то привлекательным, чтобы создать легкое привлекательное впечатление отсутствия заинтересованности. В одной из статей было написано, что вместо прямого взгляда в глаза девушке надлежало смотреть на ее переносицу, поскольку так взгляд становился более спокойным и сексуальным. Однако, даже если бы мне удалось приворожить кого-то этими или другими уловками, я сам все равно понимал бы, что этот человек влюбился не в меня, а в мои психологические трюки и манипуляции.

Иконные персонажи художественных фильмов и книг часто вели себя так, будто вызубрили когда-то наизусть именно те книги, что я читал. Персонажи Джейн Остин привлекали друг друга той самой пресловутой труднодоступностью и взаимными оскорблениями, относясь друг к другу едва ли не хуже, чем Уэстли и Лютик из «Принцессы-невесты». Даже самые очаровательные из героев старых фильмов – персонажи Астера, Роджерса, Хепбёрн, Гранта, Белафонте, Дэндридж, Стэнвик и Фонда – все равно говорили непрямо и редко показывали окружающим себя настоящих. Как ни печально было это признавать, даже в моих любимых художественных произведениях отношения редко имели что-то общее с искренностью.

Мое первое неискреннее свидание состоялось в августе 2011, спустя где-то полтора года после начала моего большого эксперимента. Малаику я встретил в ресторане, в котором играл тогда на фортепиано. Она была в просторной, яркой, «летней» по настроению одежде, а в волосах носила цветок гардении на манер Билли Холидей. Я редко нравился людям, имевшим привычку постоянно улыбаться, но она села в тот раз за ближайший к фортепиано столик и весь обед играла со мной в гляделки, пока я музицировал. Надо сказать, что ее светло-карие глаза практически не моргали – никаким моим дарованиям было и близко не сравниться с ее талантом к игре в гляделки. Мои руки тряслись от волнения, когда я приглашал ее на свидание. Вместо того, чтобы продиктовать мне свой номер, она схватила мой сотовый и забила в него нужные цифры самостоятельно.

В качестве нашего с ней первого свидания я пригласил ее на концерт одного моего знакомого музыканта. Сам я пришел заранее, не торопясь выкупил билеты и принялся ждать мою спутницу на тротуаре снаружи, нервно грызя ногти и постоянно косясь на свои часы. В конце концов я заметил ее, машущую мне издалека. Подойдя ко мне, она без малейших предисловий приветственно обняла меня. Размыкая эти объятия, я едва удержался от того, чтобы честно объявить это свидание всего лишь экспериментом на тему обмана. Ощутив внезапную боль в деснах, я осознал, что машинально изо всех сил стиснул зубы, чтобы не произнести этих слов вслух.