Если бы ты был здесь - [83]

Не расставайся со своим парнем в разгар пандемии.

– Последнее мое воспоминание – это твои слова о том, что мне все равно стоит поехать в отпуск. Одной, – тихо говорю я.

Финн на мгновение закрывает глаза.

– Прекрасно. Я-то как раз надеялся, что именно это ты и забыла, – признается он. – Ты тогда на меня здорово разозлилась.

– Я… разозлилась?

– Угу. Ты спросила, как я мог даже подумать о том, чтобы предложить тебе поехать одной, если верил в скорое ухудшение ситуации с ковидом. – (Этим же вопросом я задавалась и на Галапагосах.) – Еще ты сказала, что мы по-разному понимаем суть отношений. Ты что-то говорила о Ромео и Джульетте, о том, что, если бы Ромео остался в Вероне, всего остального дерьма не случилось бы. – Финн смотрит на меня в замешательстве. – Я так и не понял, что ты имеешь в виду. Я не читал «Ромео и Джульетту».

– Ты не читал «Ромео и Джульетту»? – переспрашиваю я.

– Ты спросила ровно то же самое, – поморщившись, отвечает он, не сводя с меня глаз. – Ты обвинила меня в том, что я больше забочусь о деньгах, которые мы потеряем на возврате билетов и брони отеля, чем о тебе. Ты сказала, что если бы я действительно любил тебя, то не отпускал бы от себя ни на минуту, особенно сейчас, когда разверзлись врата ада. Правда в том, что я облажался. Я сказал, не подумав. Я устал, Ди, я боялся, что, работая в больнице с пациентами, у которых обнаружили вирус… – Финн осекается и наклоняет голову.

Я понимаю, что он плачет.

– Финн?.. – шепчу я недоуменно.

Его прекрасные голубые глаза цвета больничного халата, цвета моря в стране, где я никогда не была, встречаются с моими.

– Вероятно, это я принес вирус домой, – выдавливает из себя Финн. – Ты заболела из-за меня.

– Нет, – отвечаю я. – Это неправда…

– Это правда. Мы мало что знаем о вирусе наверняка, но очевидно, что некоторые люди переносят болезнь бессимптомно. Я работаю в больнице. – Он произносит последнее слово с таким отвращением, что я понимаю: чувство вины поглотило его целиком. – Я чуть не убил тебя, – шепчет Финн.

– Ты не знаешь этого наверняка. – Я сжимаю его руку. – Я могла подхватить вирус на работе или в метро…

Полный раскаяния, он качает головой:

– Я так устал в ту ночь, что хотел как можно быстрее прекратить спор. Я не пошел за тобой, когда ты заявила, что ляжешь спать пораньше, а когда наконец лег, ты уже спала. Ты проснулась среди ночи, чтобы выпить болеутоляющее, я же притворился спящим, потому что боялся продолжения неприятного для меня разговора. А потом, на следующее утро, когда я решил извиниться перед тобой, то едва смог тебя разбудить.

Он отворачивается, вытирая глаза рукавом халата.

А еще перехватывать дыхание может от любви, огромной и всепоглощающей, накрывающей вас с головой, словно волна.

– Я чуть тебя не потерял. Не стоит прощаться походя. Этот урок я, черт возьми, усвоил на отлично! – Финн берет мою руку в свои и утыкается щекой мне в ладонь. – Я больше никогда не попрошу тебя отправиться куда бы то ни было без меня, – мягко говорит он. – Если ты пообещаешь никогда не покидать меня.

Я закрываю глаза и вижу двух голубоногих олуш, подпрыгивающих и кружащихся в древнем танце, неистово щелкая клювами.

Они так друг друга поубивают.

На самом деле это их брачный танец.

Я распахиваю глаза, мой взгляд останавливается на Финне.

– Обещаю.

Ко мне приходит анестезиолог-реаниматолог. Его зовут доктор Стерджис. Финн с ним почти не знаком. Доктор Стерджис начал свою работу в отделении реанимации и интенсивной терапии Пресвитерианской больницы Нью-Йорка под Рождество. Он пробегает глазами список назначенных мне препаратов и заверяет меня, что уровень сатурации постепенно растет. Он спрашивает, нет ли у меня каких-нибудь вопросов.

Я стараюсь не говорить с Бетти или Сиретой о Галапагосах, потому что в ответ они лишь назначают мне алпразолам или лоразепам, а я больше не хочу какого бы то ни было фармакологического вмешательства в мой разум. Но вопреки их заверениям, что галлюцинации пациентов, отключенных от ИВЛ, постепенно забываются, со мной этого не произошло. Скорее наоборот, они становятся все острее и ярче, потому что я возвращаюсь к ним всякий раз, когда остаюсь одна в своей палате.

– Эти… сны, – начинаю я. – Те, что мне снились во время подключения к ИВЛ, не похожи на обычные сны. – Я заставляю себя продолжать, ведь этот врач не может отмахнуться от моих глупых опасений. – Мне трудно поверить, что они ненастоящие.

Доктор Стерджис кивает, как будто слышал о таком и прежде.

– Вы беспокоитесь о своем психическом состоянии? – тут же понимает он.

– Да, – признаю я.

– Что ж, могу сказать, что почти все непонятное помогают объяснить законы естественных наук. При недостаточном насыщении мозга кислородом меняется ваше психическое состояние. У вас возникают проблемы с интерпретацией происходящих с вами событий. Добавьте к этому обезболивающие и глубокую седацию, и вы получите отличные условия для проявления всех видов бреда. Есть даже некоторые ученые, которые считают, что вырабатываемый эпифизом диметилтриптамин…

– Я не знаю, что это значит.

– Это основной ингредиент галлюциногена аяуаски, – поясняет доктор Стерджис. – Но все это лишь теории. На самом деле мы до сих пор точно не знаем, что происходит, когда вводим пациента в искусственную кому и его разум пытается синхронизировать реальность с бессознательным. Например, в какой-то момент вы, скорее всего, почувствовали себя словно в западне – большинство ковидных больных на ИВЛ пытаются избавиться от воткнутых в их тела трубок. Ваш мозг, находясь в состоянии наркотического опьянения, пытался придать смысл бессмысленному бессознательному, и, возможно, в какой-то момент вам приснился сон, в котором вы были связаны по рукам и ногам.