Если бы ты был здесь - [65]

– Как это?

– Это ведь я проверял условия перед погружением. Очевидно, я неправильно их понял…

– Или они внезапно изменились…

– Значит, на поиски того дайвера должен был отправиться я, – настаивает Габриэль. – Тогда отец все еще был бы жив.

Но тогда вместо него погиб бы ты сам.

Он отворачивается от меня.

– Я больше не в состоянии водить экскурсии, поскольку не перестаю думать о том, как сильно облажался, – горько резюмирует Габриэль. – Я не могу нырять с аквалангом, поскольку не перестаю бояться того, как бы тело отца не всплыло внезапно передо мной. Теперь я строю дом и занимаюсь сельским хозяйством, чтобы в конце дня оставаться без сил, иначе ночью мне снятся кошмары о том, что отец переживал в последние несколько минут своей жизни.

Какое-то время я не знаю, что сказать.

– Наверняка перед смертью он думал о том, – говорю я наконец, – что его сын в безопасности.

Габриэль проводит ладонью по глазам, и я притворяюсь, что не замечаю этого движения. Он встает и тянет меня за руку.

– Нам пора возвращаться. Обратный путь будет таким же долгим, – предупреждает он.

Нас окружают поднимающиеся из маленьких карманов в земле пары, словно мы находимся в тигле. Кругом так мрачно, что на ум приходят доисторические времена. Однако если присмотреться повнимательнее, то кое-где видны крошечные зеленые побеги и стебли. Нечто, растущее из ничего.

Пока мы идем через фумаролы и темный зев кальдеры, Габриэль по-прежнему держит меня за руку.

Час спустя солнце почти опускается за горизонт, и мы оказываемся у дерева с черным лавовым камнем в ветвях, где Габриэль оставил свой рюкзак. Мы замечаем его силуэт, прислоненный к дереву, однако рядом виднеется вторая фигура. Когда мы подходим ближе, становится ясно, что это человек. Я роюсь в кармане в поисках маски, которую не носила, пока мы были вдвоем, и только теперь понимаю, кто перед нами. Это Беатрис. Она бросается нам навстречу.

– Тебе срочно нужно вернуться. – она сует мне в руку листок бумаги.

Это электронное письмо, распечатанное на бланке отеля:

Срочно.

Кому: Диане О’Тул, проживающей в данном отеле.

От кого: «Гринс».

Пожалуйста, свяжитесь с нами как можно скорее. Ваша мать находится при смерти.

И хотя к дому Габриэля мы несемся со всех ног, кажется, что каким-то неведомым образом расстояние до него увеличилось. Краем уха я слышу, как Беатрис объясняет Габриэлю получение сообщения из дома престарелых – что-то про Елену и короткое замыкание, которое вызвало небольшой пожар в подсобном помещении отеля. Елена приехала в отель вместе со своим двоюродным братом, чтобы тот мог тут же починить проводку. Проверяя, все ли работает как надо, она включила компьютер на ресепшене и увидела в почте кучу электронных писем с пометкой «Срочно», в которых «Гринс» пытались связаться со мной. Я слышу, как Габриэль просит Беатрис позвонить Елене, чтобы к тому времени, как мы прибудем в отель, Wi-Fi был включен.

Но проходит еще пара часов, прежде чем мы наконец добираемся до фермы, оставляем там Беатрис и прыгаем в ржавый джип Габриэля, чтобы тут же отправиться в Пуэрто-Вильямиль. В этот раз Елена и не думает флиртовать с Габриэлем. Она встречает нас в дверях отеля, в ее темных глазах ясно читается беспокойство.

Мой телефон вибрирует, автоматически подключаясь к сети. Я игнорирую поток электронных писем и сообщений, прорывающихся сквозь эту крошечную трещину в плотине радиомолчания Исабелы. Я открываю FaceTime и набираю последний номер – Центр по уходу за больными деменцией.

Мне отвечает медсестра, которую я раньше не видела. На ней медицинская маска, а сверху – защитный экран для лица.

– Я дочь Ханны О’Тул, – выдыхаю я; мне отчаянно не хватает воздуха. – Моя мать…

Взгляд медсестры тут же становится более ласковым.

– Я отведу вас к ней, – говорит она.

Картинка на моем телефоне начинает трястись – какое бы устройство медсестра ни держала в руках, она явно несет его в комнату моей матери. Я закрываю глаза, чтобы остановить головокружение. Когда я вновь открываю их, ожидая увидеть знакомую обстановку, на экране появляется лицо медсестры.

– Вы должны быть готовы – у нее наступила декомпенсация. Из-за пневмонии, развившейся вследствие ковида, – поясняет медсестра. – Но на данный момент отказывают не только ее легкие, но и почки и сердце…

У меня застревает комок в горле. Прошла всего пара недель с тех пор, как я видела ее в последний раз. Я дважды звонила в «Гринс» с телефона Абуэлы. Всего несколько дней назад меня заверили, что ее состояние стабилизировалось. Как могло так многое измениться за столь короткое время?

– Она… в сознании? – спрашиваю я.

– Нет, – отвечает медсестра. – Мы вкололи ей большую дозу успокоительного. Но вы все еще можете поговорить с ней. Слух пропадает в последнюю очередь… – Она ненадолго замолкает. – Сейчас самое время попрощаться с ней.

Мгновение спустя я вижу призрака на больничной койке, укрытого одеялом до самого подбородка. Щеки мамы впали, кожа бледная, дыхание прерывистое. Я пытаюсь совместить эту картинку с образом женщины, которой приходилось прятаться в бункерах в зоне боевых действий, чтобы вести оттуда хронику ужасных событий.