Всего этого можно было избежать, если бы они придерживались накатанной дороги и двинулись напрямик через Сарнено. Захари ездил в управу, в Пчеларово, и на обратном пути, когда подкатили к Сарнено, он велел Аго объехать село. Ему не хотелось встречаться с жестянщиком Велико, чей дом стоял у дороги. Захари был с ним в ссоре, и он опасался наткнуться на жестянщика. Только сейчас он понял, какую ошибку допустил, но было уже поздно.
«Ну что Велико мне сделал бы! — с отчаянием думал он. — Да еще в такую погоду. Ведь не станет же он поджидать меня у дороги!»
Сани снова провалились в сугроб. Аго опять слез, чтобы утоптать снег. И вдруг сквозь вой ветра донесся собачий лай. Показался дом, наполовину занесенный снегом, потом другой, третий. Из труб поднимался дымок.
— Село, Аго, — радостно завопил Захари. — Верно, село… Ну, слава богу… Слава богу!
Что это за село, они не знали. Такого места и такого села — в жизни не видели. Им казалось, что оно только что возникло, вынырнув откуда-то из-под земли. Аго направил сани во двор первого же дома и остановил их у крыльца. Захари спрыгнул и как был — в длиннополой шубе, обсыпанный снегом, взобрался по ступенькам и постучал в дверь. Никто не отозвался, только пес разрывался от лая. Захари снова постучал. Дверь отворилась и на порог вышел… жестянщик Велико.
Захари настолько удивился и испугался, что в первый момент отшатнулся назад, словно собираясь убежать. Велико понял это и усмехнулся.
— Входи, бай Захари, входи… Э, что было, то было, кто старое помянет… Теперь ты мой гость… Заходи, согреешься немного, в такую погоду куда ж ехать…
Захари вошел в дом. Он чувствовал себя страшно неудобно, двигался на цыпочках, будто под ногами у него были раскаленные угли. В коридорчике остановился и подождал Велико. Тот сказал Аго, куда поставить сани, распорядился отвести коней в хлев; затем, улыбаясь, прошел вперед и открыл дверь в комнату, приглашая Захари войти. Комната была чистой, устланной светлыми домоткаными дорожками. В углу стояла белая печурка, распространяя вокруг себя приятное тепло. Стены были тоже чистыми, белыми. С лавки проворно поднялась молодая красивая женщина — это была Василена. Она ловко прибрала шитье и, не глядя на Захари, прошла мимо. Потом вернулась и подала Захари подушку:
— Располагайтесь! — сказала она, все так же не глядя на него.
Захари заозирался по сторонам, продолжая испытывать неловкость и почти не слушая, что говорит ему Велико. Запинаясь, он рассказал, что у него была срочная работа в Пчеларово, как потом они сбились с пути и скитались по полю в пургу. Но о том, что совсем недавно они тут проезжали, и он, Захари, приказал батраку искать окружную дорогу, да вот снова они ненароком очутились в Сарнено, Захари, конечно же, умолчал. Хорошо, что в этот миг в комнату вошел Аго. Василена засмеялась от радости, защебетала, Велико тоже заговорил с Аго, который весело им отвечал.
— Намедни чуть волки нас не съели, — гортанно выговорил Аго. — Кружим, кружим по полю, а все на одном месте, значит, вертелись… пустоголовые! — проболтался Аго и засмеялся — громко, радостно.
— Эх, Аго, как говорится, не было бы счастья… Давненько же я тебя не видела. Не бываешь ты у нас, вообще, видать, позабыл.
Аго вскоре разморило в тепле, язык у него развязался. Василена радовалась тому, что видит Аго, словно это был ее брат. Она ничуточки не изменилась с тех пор, как Захари ее видел в последний раз, только лицо ее еще больше похорошело, взгляд черных глаз стал уверенным, спокойным. Но она по-прежнему избегала смотреть на Захари. Будто и не было его в комнате, будто вообще он не существовал.
Василена накрыла на стол — время было обеденное. Все расселись по местам. Захари вдруг тоже развеселился, разговорился, даже выразил сожаление, что не прихватил с собой бутыль с вином. Он хотел послать Аго в корчму, но Велико решительно воспротивился этому. Зато взял в руки гармонь, заиграл и запел. У него был прекрасный голос, когда он пел, откидывал голову назад, взметывая буйные волосы, а потом низко приникал лицом к гармони и слушал. Захари совсем осмелел, даже стал посматривать на Василену. А она глядела прямо перед собой.
— Ну, погуляли и хватит! — решительно сказал Велико, собрав гармонь. — Зимний день короток, скоро совсем стемнеет. Пора вам в путь собираться.
Не было принято говорить такое гостям, но Велико сказал, что думал. Захари встал и надел шубу. Аго пошел запрягать коней. И спустя немного времени снаружи донесся звон бубенчиков — словно птички какие-то запели, защебетали, — сани были готовы.
— Ну, прощайте! — обернувшись сказал Захари.
— Прощай! — сдержанно ответила Василена.
Велико вместе с Захари вышел из дома. Сани действительно были готовы, но Аго вместо того, чтобы держать лошадей, сидел у двери хлева, подперев голову рукой, и сердито смотрел прямо перед собой. Лицо его было хмурым.
— Давай, Аго, поехали! — сказал Захари.
— Вставай, Аго, а то скоро стемнеет, — проговорил и Велико. — Вставай, выводи сани…
— Никуда я не поеду, — сердито вымолвил Аго, продолжая хмуриться. — Тут и останусь. Чем другим служить, вам буду служить, бай Велико. В поместье не вернусь… Не хочу и не поеду…
