Если бы мы знали - [17]

– К тому же Эмори это пошло бы на пользу, – добавила мама как бы невзначай, но я знала, что она сказала это не случайно.

– В смысле?

– Я вчера разговаривала с Дженнифер, – ответила она.

У меня екнуло сердце. Неужели Эмори наконец обо всем рассказала маме?

– О чем? – осторожно поинтересовалась я.

– Ни о чем конкретном. Просто мы за вас переживаем. Вы и раньше ссорились, и нередко, но так серьезно – никогда. Обычно вы быстро мирились.

Я нащупала свой крестик и покрутила его между пальцами.

– Ханна, объясни, почему вы разругались?

Она знала, что сказал папа, но не знала, что Эмори его слышала. Правда, поссорились мы не то чтобы из-за этого. Мне правда хотелось обо всем рассказать маме. В шестимиллионный раз за последние три месяца. Но я не могла. Я поклялась молчать.

– Пожалуйста, поговори со мной.

Сегодня мама настаивала особенно – непонятно, почему, – но я подозревала, чем это может закончиться. Она умела найти ко мне подход, разрушить мои тщательно выстроенные преграды и заставить меня выдать то, о чем я обещала никому не рассказывать.

Я закусила губу и отрицательно помотала головой.

– Я не хочу это обсуждать.

– Но ты всегда со мной всем делилась, Ханна. Прошу тебя. Ты можешь мне довериться.

Я затаила дыхание, стараясь удержать слова, рвущиеся наружу, запереть их под замком – там, где им и место. Я не могла довериться маме. Она бы сразу побежала к маме Эмори. А потом Эмори навсегда возненавидела бы меня за предательство.

Надо было спасаться, и как можно скорее.

– Это касается только меня и Эмори. – Чтобы скорее завершить разговор, я добавила: – И Иисуса.

Мама больше ничего не сказала. Но, открывая входную дверь, я чувствовала на себе мамин взгляд.

Спустившись с крыльца, я сразу побежала. Повернула направо, за угол, в противоположную сторону от старшей школы «Футхил». На часах было половина седьмого. Эмори возвращается с репетиций как раз в это время, и мне не хотелось встретить ее.

* * *

Тем же вечером я села за ноутбук и начала составлять список исповедей, которые мне больше всего понравились. В него вошли Кевин Андерсон, чьи довольно известные родители разошлись не по-хорошему и устроили громкий бракоразводный процесс, Бейли Парнелл, которой пришлось сменить старшую школу после того, как ее застали за употреблением наркотиков в женском туалете на втором году обучения, Скайлар Багатти, с восьми лет страдающая от нервозности и депрессии. И конечно, Кейтлин с ее историей о загадочном слухе.

Я отлично помнила, как они стояли за кафедрой и рассказывали свои истории и как я думала, что и в «Завете» им следует опасаться злых сплетен. Но в то же время мне вспоминалось выражение гордости на лице папы. Несмотря на все недочеты нашей школы, он создал нечто уникальное.

Подобных исповедей я слышала множество, но эти четыре зацепили меня больше всего, а работать с несколькими историями всегда проще, чем сразу с десятком или около того. Я написала каждому отдельное сообщение, объяснила, что мы с Аароном собираем материал для видео, и предложила встретиться завтра во время обеда в Роще – так называли окруженную деревьями небольшую поляну на краю кампуса. За следующие двадцать минут мне пришли ответные сообщения: все четверо ответили согласием.

Я посмотрела на экран и улыбнулась. На душе стало немного легче. Пока неизвестно, насколько моя идея удачная, но я, по крайней мере, делаю хоть что-то. В отличие от папы.

Эмори

День 278-й, осталось 159

– Ай! – Я дернулась и сердито взглянула на отражение Шарлотты в зеркале.

– Сиди смирно. Ты все испортишь.

Шарлотта потянула за очередную прядь, обернула ее вокруг другой и закрепила невидимкой.

– Ты уж слишком изящную прическу не делай, ладно? Я все-таки иду на матч по лакроссу, а не на выпускной.

– Доверься мне. Делается она сложно, а выглядит проще некуда. – Шарлотта принялась заплетать косу. – О-о… Подожди-ка. Хочешь, я вплету бело-зеленую ленту?

– Нет уж, спасибо!

– Почему нет?

– Э-э… Может, потому, что я не первоклашка?

Шарлотта посмотрела на меня наигранно-изумленным взглядом.

– Похоже, кому-то не хватает духа любви к родной школе!

– Шутишь?

Я ткнула пальцем в огромные белые цифры «тридцать четыре» у меня на груди. В них было столько «духа любви к родной школе», сколько вообще может поместиться в одного человека.

Шарлотта закончила заплетать косу и протянула мне свою пудреницу.

– Вот, взгляни.

Я развернулась спиной к высокому зеркалу и посмотрела в крошечное зеркальце в пудренице.

– Ого! Извини, что я в тебе сомневалась.

Шарлотта закрепляла очередную прядь, когда в дверь постучали.

– Войдите, – сказала я, думая, что это мама. А когда обернулась и открыла рот, чтобы спросить, почему она так рано вернулась с работы, увидела Дэвида. – О… Привет.

– Привет. – Он сложил руки на груди, словно хвастаясь перед нами своими накачанными мышцами. – Я только что из Нью-Йорка.

Я стиснула пудреницу в кулаке.

– Вот ищу твою маму. Услышал голоса и решил, что она здесь, с тобой. Привет, Шарлотта!

– Привет, Дэвид! – чересчур дружелюбно отозвалась она.

– Работа в городе. Будет в восемь.

Я всегда отвечала Куску Дерьма так коротко, как только могла. Он не заслуживал полных предложений.