«Если», 2012 № 12 (238) - [26]

Теперь он бодрствовал и был внимателен, обдумывая услышанное. Через десять — пятнадцать минут настанет момент, когда выступление закончится и последуют вопросы.

Но тут в дверь лекционного зала резко постучали, присутствовавшие обернулись и увидели, как дверь открылась и вошел мужчина в костюме, белокурый немец без правой руки: несомненно, ветеран одного из фронтов, оказавшийся чем-то полезным местному отделению гестапо или посольству. И тридцать шесть ярчайших умов европейской физики, за исключением отсутствовавших выдающихся евреев, наблюдали, как этот человек прошел и протянул Гейзенбергу записку, затем щелкнул каблуками, повернулся кругом и живо скрылся за дверью.

Гейзенберг не выказал никаких эмоций: должно быть, за годы службы у Гитлера он достиг вершин мастерства, напуская на себя отсутствующий вид.

— Извините, пожалуйста, — произнес он и отвернулся от аудитории, чтобы прочесть записку.

Не поникли ли его плечи, когда он закончил чтение? Берг решил, что так оно и есть, однако Гейзенберг, снова повернувшись к залу, слабо улыбался.

— Коллеги, я получил информацию, что Шестая танковая армия СС барона фон Рундштедта прорвалась у Бастони и стремительно продвигается к Антверпену. Меня попросили сообщить вам об этом. О подобном повороте событий я бы хотел рассказать больше, однако для этого, несомненно, нет времени.

Вслед за этими словами он повернулся спиной к аудитории и снова встал у классной доски. Без всяких выкриков «Хайль Гитлер!» он принялся неистово выводить формулы по S-матрице, стуча мелком по доске в Цюрихе, в то время как танки фон Рундштедта с лязгом двигались к Антверпену и наполненным горючим цистернам, что располагались там. Если эта новость была правдивой, то война может растянуться еще на годы, предоставив Германии время для завершения бомбы и создания ракет для ее доставки.

Что ж, тем больше оснований, чтобы внимательно слушать, улавливая намеки. Любые намеки.

Гейзенберг закончил и положил мел на узкий лоток под доской, а затем вернулся на подиум и предложил задавать вопросы. Сейчас-то, надеялся Берг, все и прояснится.

Однако нет. Пауль Шеррер захотел узнать о соответствии пространства анти-де Ситтера и конформной теории поля, и Гейзенберг пустился в долгие бессвязные объяснения, смысл которых сводился к тезису «все бы мы хотели узнать ответ на это». Затем Венцель поинтересовался насчет аналитичности первого, и Гейзенберг вернулся к доске, стер предыдущие формулы и принялся выводить новые, по ходу дела давая пояснения. Аудитория кивала и перешептывалась.

Так и продолжалось, однако отнюдь не в том направлении, на которое Берг возлагал надежды. Дело обернулось не таким уж простым. Намеков на что-либо существенное совершенно не появилось. Ему оставалось лишь гадать, не достаточно ли для вынесения смертного приговора Гейзенбергу одного только успеха фон Рундштедта. Может быть, может быть…

По окончании вопросов вид у Гейзенберга был уставший, но облегченный. Он поблагодарил всех, а на подиум взошел Шеррер и тоже поблагодарил присутствовавших. В семь часов вечера в его доме номер 27 по Вестерштрассе, во 2-м районе на западном берегу озера, назначен прием. Все приглашены.

Публика поднялась и снова наградила Гейзенберга вежливыми аплодисментами, а затем неспешно, переговариваясь друг с другом, направилась к единственной открытой двери. Все это протекало крайне медленно.

Погруженный в размышления Берг встал в очередь на выход. Он так и не услышал ничего, что дало бы ему повод нажать на крючок. Ему требовалось время, чтобы все как следует обдумать. Вечером Гейзенберг появится на вечеринке Шеррера, а завтра в германском посольстве назначен еще один прием. Гейзенберг любил долгие прогулки, и на эти деловые вечеринки наверняка отправится пешком. Так что у Берга будет еще две возможности убить его. Первая — сегодня ночью, вероятно, в Бакер-Парке на Хохльштрассе, располагавшемся между отелем «Баур ау Лак» и домом Шеррера. Будет темно. Проблем не возникнет.

А если не там и не тогда, то можно и завтра, вот только при свете дня задача окажется сложнее. Придется подкараулить его на тротуаре, потом одиночный выстрел — и выстрел безукоризненный, а дальше попытка затеряться в толпе.

Но сначала, при любом из этих вариантов, ему придется принять решение, и нужно немного времени, чтобы поразмыслить. Было бы неплохо переговорить с Гейзенбергом, быть может на сегодняшней вечеринке, попытаться все выяснить, в этаком дружеском ключе. А потом, возможно, ликвидировать.

Прежде Бергу не доводилось убивать человека, но именно для этого большинство тренировок и проводилось. Тот самый миг. Нажать на крючок. Спасти мир. Может быть.

Только он вышел из двери и оказался в вестибюле, как почувствовал прикосновение к плечу и услышал густой и теплый женский голос, произнесший очень тихо на немецком:

— Да, вы должны решить, Мо, — могу я называть вас Мо? — и поскорее. Столь многое висит на волоске, да?

Он обернулся и посмотрел на нее. Она оказалась почти с него ростом и вблизи еще более притягательной. Быть может, лет тридцати пяти, с черными волосами и без излишеств в косметике. Настоящая сила характера ощущалась в ее ответном прямом взгляде, оценивавшем его, как и он оценивал ее.