«Если», 2012 № 02 (228) - [36]

Он мрачно кивнул. Он тоже помнил, как потом она сказала: «Не хочу. Будут сложности с публикацией, я женщина». И он согласился.

Она сидела, закрыв глаза, будто от солнца, а на самом деле отгородившись от всего — набережной, озера, города, неба и, прежде всего, от него, своим присутствием мешавшего ей погрузиться в привычное для нее, но непонятное ему состояние.

— Не было ничего, кроме фотонов, а потом другие частицы… ведь взялись же они откуда-то, — говорила она, не думая и, возможно, даже не осознавая, какие слова произносит: слова рождались не из мыслей, а из осознания истины, в которой она не была уверена, но которую просто знала, — кванты и частицы. Ничего, кроме связанных друг с другом квантов и частиц. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Он смотрел на крыши домов и покачивал ногой. Он не мог сказать «не понимаю». Сказать «понимаю» он не мог тоже. И просто ждал продолжения.

— Первоатом, а потом Вселенная, — терпеливо произнесла она, — представляли собой одну квантовую систему. Изолированную, потому что ничего, кроме Вселенной, не существовало. И не существует. Понимаешь?

Пожалуй, он начал осознавать причудливый ход ее мысли. Возможно, сейчас он понимал даже больше, чем она, — так на мгновение показалось ему, но он счел благоразумным промолчать.

— Сколько лет расширялась Вселенная? — спросила она.

— Это зависит от величины постоянной Хаббла, которая точно не измерена, и ты это наверняка знаешь, — сказал он. — И если воображаешь, что все это время фотоны первоатома оставались связаны…

— Частицы тоже, — кивнула она. — Не только те, из первоатома, но и другие, возникшие потом из первых, и следующие, возникшие из вторых…

— Как же, как же… — иронически проговорил он, уловив в ее рассуждении явное противоречие. — Расстояние между частицами — миллионы парсек. Миллиарды. Единая квантовая система? И значит, частица — скажем, атом водорода — в туманности Андромеды и такая же частица, допустим, в твоем платье связаны так же, как в первоатоме? И если ты сейчас случайным движением руки выдернешь атом водорода из той цепочки, в которой он находится в твоем платье, то другой атом в туманности Андромеды мгновенно «почувствует» это изменение и сам вынужден будет изменить свое состояние? Глупости! — сказал он сердито. — Дальнодействие — это, знаешь ли, такая проблема…

— В этом суть, — спокойно сказала она. — А ты не в состоянии понять подобное единство: дальнодействие в квантовом мире и близкодействие в обычных масштабах.

— Дальнодействие и близкодействие несовместимы, — отрезал он. — Скорость света — предел.

— Потому тебе и не удастся сделать то, чего ты хочешь, — с мстительным удовольствием сказала она.

— Чего хочу я? — вопрос вырвался непроизвольно, он никогда не говорил с ней о планах, он даже с Бором еще не обсуждал свои идеи, хотел, чтобы новая физика сначала выкристаллизовалась в его мыслях…

— Единая физика, я права? Но ты не сможешь сделать ничего, потому что уверен: дальнодействие квантов несовместимо с близкодействием относительности. На самом деле нет двух миров: квантового и обычного. Мир един.

— Нет двух миров, — повторил он. — Конечно. Мир един, потому что квантовая физика, как ее изображают Вернер с Нильсом, — химера. Математический трюк.

— Мир един, — упрямо сказала она. — И если…

— Что если? — спросил он минуту спустя, потому что она замолчала на полуслове и сидела, плотно сжав губы и по-ученически сложив руки на коленях — усталая немолодая женщина.

— Если на твоем столе ты найдешь утром красивый камешек, которого не было вечером, ты повертишь его в ладонях и выбросишь в корзину… или положишь на подоконник… в зависимости от настроения. Главное — забудешь через минуту, потому что мысли твои заняты другим и бытовым странностям в них нет места.

Он покачал головой.

— Не напоминай, — сказал он, помрачнев. — Тете таскал домой все, что попадалось под руку. Сейчас, наверное, тоже.

— Ты так и остался при своем мнении, — с горечью произнесла она. — Ты не хочешь понять, что Тете… Неважно, — прервала она себя. — Просто бытовые глупости, ты никак не связываешь их с квантовой физикой.

— Опять об этом, — с досадой сказал он. — Я хотел говорить с тобой о важных вещах.

— Я о них и говорю! — она повысила голос, воображая, что так дотянется до его сознания, до его гениального, раскованного, все понимающего сознания. — Погляди на эту чайку. О чем ты думаешь, когда видишь, как она ловко подхватывает рыбу? О том, как великолепно создала эволюция этот живой организм, верно?

Он молчал, и она не была уверена — слушал ли. Он умел погружаться в свои мысли, становиться недоступным для собеседника.

— Ты слышишь меня?

— Да, — произнес он, глядя в небо. — Лет пятнадцать назад мы с тобой повздорили, когда ты нашла у Тете камень, похожий по форме на Тадж-Махал, и сказала, что это такой же плод эволюции, как муха, ползавшая в это время по столу. Подобная идея не нова и…

— …глупа, я знаю. Тогда это была чистая интуиция, ничего больше, но сейчас…

— Сейчас это даже не интуиция, а непонимание, — отрезал он. — Тете таскал в дом всякую всячину, которую мы находили в самых неподходящих местах. Он и сейчас это проделывает? Я правильно тебя понимаю?