«Если», 2012 № 01 (227) - [17]

Теперь все зависело от Марио, его музыки и китов.

* * *

С помощью наушников и мониторов Марио и Кэролайн могли видеть и слышать то же, что люди на берегу. Конечно, Марио понимал, что его затянувшийся аккорд едва ли приведет аудиторию в восхищение. Он уже представлял себе требовательный топот и хлопки недовольной публики.

Но начинать выступление без китов все равно бесполезно.

И наконец, выдержав паузу, показавшуюся Марио бесконечной, киты ответили мощной инфразвуковой нотой «до». Музыкант убрал ее из аккорда. Несколько мгновений спустя нота вернулась — без его участия.

Ее выпевали киты, гармонично; дополнявшие аккорд. Один, другой, третий — и вот уже десятки китов повернулись к берегу, нарушив свое веками сохранявшееся построение. А со стороны скал донеслись аплодисменты.

Марио убрал ноту «ми». Ничего. Затем «соль». Киты вновь проигнорировали его.

Похоже, они реагировали лишь на одну ноту — среднее «до».

Гиганты направлялись к нему, словно слушатели в концертном зале. Вскоре они стали настоящей публикой — остановились и расположились полукруглыми рядами вокруг плота.

Настало время исполнить то, ради чего они собрались. Или, вернее, то, что Марио собирался сыграть.

Зазвучали первые ноты «Мелодии тишины».

* * *

Затаив дыхание, Кэролайн Кох слушала игру Марио, передававшуюся китам в более низкой тональности. Ей уже не раз доводилось слышать эту композицию: довольно приятную для слуха, но вовсе не гениальную и не примечательную ничем, кроме нескольких моментов. Однако вокруг их плота собрались, казалось, сотни серых китов, замерших в восхищении, и даже для ученого, посвятившего их изучению всю свою жизнь и претендующего на Нобелевскую премию, это казалось настоящей магией.

Достижения Кэролайн меркли по сравнению с тем, чего смог добиться Марио Рока. Из глубин ее памяти всплыла строчка какой-то песни, как нельзя лучше подходящая к ситуации: «Всю свою жизнь я ждала, когда этот день придет…»

* * *

Марио Рока сыграл «Мелодию тишины» до конца и стал ждать ответа китов. Несколько мгновений под водой и на берегу царило безмолвие. Потом отклик пришел.

Гиганты, выстроившиеся по параболе, образовали виртуальный динамик, куда более мощный, чем тот, что использовал Марио. Китовый хор издал неслышимую для людей инфразвуковую ноту «до» с такой громкостью, что поверхность моря до самого побережья покрылась волнами с частой 8,15 герц.

С точки зрения музыки они исполнили лишь монотонное гудение, единственную ноту, на пять октав ниже среднего «до». В доступном человеку диапазоне это походило на довольно приятную мантру — ничего более.

Однако оборудование Кэролайн распознало несущую частоту и выделило настоящую песню, в которой ее воспринимали киты и дельфины. На экранах началось завораживающее действо.

Изображение опускалось от поверхности моря все ниже и ниже в глубокую бездну, до самого дна океана, пульсирующего, словно сердце.

Только ритм этой пульсации напоминал плавно вздымающуюся и опадающую волну, возникающую на пять октав ниже среднего «до» и неизмеримо ниже поверхности воды.

Киты плавно, будто в замедленной съемке, качались на этой волне, тем самым делая ее видимой. Затем появились косяки рыб и невероятное множество китов во всем своем разнообразии. Серые киты, усатые киты, кашалоты — все они катались на гигантской волне. Картинка стала уменьшаться, и вот они уже превратились в крошечные фигурки, в клетки крови, циркулирующие по переплетению вен и артерий. Вскоре они уменьшились настолько, что вовсе скрылись из вида, а сеть, образованная инфразвуковой нотой, предстала в виде плавно вращающегося шара.

Звуковая сердечно-сосудистая система самой планеты, путеводные нити китовых миграций, главный мотив их песен, не «Мелодия тишины», а «Музыка сферы», музыка самой планеты Земля.

Изначальная нота.

Как планета могла производить звук?

Марио не особенно разбирался в геологии, но знал, что континенты и морское дно представляют собой огромные плиты, плавающие по расплавленному океану, под которым на невообразимой глубине скрывается железный шар. Все это находится в непрерывном бурлящем движении, плиты сталкиваются, ломаются, трещат, порождая непредсказуемые колебания и разнообразные волны: звуковые, электромагнитные, возможно, даже гравитационные.

Как в этом хаосе могла родиться идеальная нота «до»?

Ученые будут спорить об этом до посинения, а Марио Рока вдруг понял, что ответ кроется в кульминации представления, показанного китами.

Музыкант осознал, что суть не в самом вопросе, поставленном с ног на голову и вывернутом наизнанку: Дело не в том, как очевидный диссонанс мог порождать идеально чистую, гармоничную ноту «до». С точки зрения музыки этого и не происходило.

Производимый звук гармонировал с душой, являлся основой для многих созданных человеком музыкальных шкал, направлял миграции китов и дельфинов, а также, насколько знал Марио, еще и перелетных птиц. Вибрация взаимодействовала с самой биосферой, потому что являлась песнью планеты.

Если бы биосфера имелась на Марсе, она могла бы резонировать с нотой «ми» или «си-бемоль». Юпитер мог бы откликаться на «соль» или «фа», Венера — на «ре-диез», Сатурн — на «ля».