«Если», 2012 № 01 (227) - [13]

Да, эти животные способны не только получать, но и передавать движущиеся изображения! Если дельфин видит акулу, он не кричит «акула!» на каком-нибудь языке, а просто передает акустическое изображение.

А что если китообразные могут транслировать этот образ даже тогда, когда никакой акулы нет и в помине? Если они способны общаться посредством трехмерных изображений, рассказывать истории, сочинять поэмы?

Что если песни китов — куда больше, чем просто песни?

Если это движущиеся трехмерные изображения?

* * *

Наиболее совершенное акустическое оружие причиняло страдания своим жертвам мешаниной частот, расположенных за пределами слухового восприятия. Марио Рока знал о так называемой панической частоте — 14 колебаний в секунду, расположенной чуть ниже границы слышимости. Звук такой частоты мог, предположительно, вызвать панику в толпе и даже, возможно, уже использовался с этой целью — по крайней мере, в это верили сторонники теории заговора.

Марио не интересовался ни оружием, ни заговорами, но однажды, оказавшись в тихий предрассветный час в своей студии, он неожиданно осознал то, что все это время маячило у него прямо перед носом.

Звуки, не воспринимаемые человеческим ухом, могли сильно влиять на нервную систему, психику, даже душу — если вы, конечно, признаете существование таковой. Громкий высокочастотный звук мог вызывать у людей болевой синдром и даже рвоту. Низкочастотная паническая нота могла превратить их в леммингов, бросающихся в море на свою погибель.

Но Марио хотел добиться не этого. Что если создать неслышимую низкочастотную музыку? Недоступные слуху ноты, аккорды или даже переплетающиеся фуги? Благодаря современным технологиям это довольно просто. Марио Рока быстро записал мелодию в тональности среднего «до», всегда казавшейся ему самой естественной. Даже великий композитор двадцатого века Коул Портер сочинял свои песни в этой тональности, доверяя остальные аранжировщикам.

В данный момент Марио не интересовали аранжировки, хотя компьютер мог сделать их в мгновение ока. Он просто опустил композицию, написанную для среднего «до», на пять октав, существенно ниже порога слышимости.

А вот воспроизвести получившуюся мелодию — совсем другое дело. У Марио имелись прекрасные усилители и колонки, вроде тех, что использовались на стадионах, но даже они не могли справиться с этой задачей. Пять октав ниже среднего «до» — это уже сверхнизкочастотные, очень длинные волны. Для них требовались гигантских размеров динамики и внушительная мощность, чтобы создавать вибрацию мембран. Кажется, он начинал понимать, к чему отчаянно и безнадежно стремилась группа «Блю Чир» — даже их аудиосистема не сумела бы проиграть эту безмолвную музыку.

Но с тех пор прошли десятилетия, и хотя Марио Рока считался исключительно электронным музыкантом, он все-таки был музыкантом, а не звукооператором. Коул Портер мог доверить столь несущественные детали аранжировщикам, а Марио мог обратиться к их сегодняшнему аналогу.

Он поднял мелодию на пять октав вверх до среднего «до» и преобразовал ее в фугу из четырех частей для синтезированных и подкорректированных на компьютере инструментов: органа, бас-гитары, электрогитары и ситара[13]. Затем вновь опустил ее ниже порога слышимости и решил назвать получившуюся композицию «Мелодией тишины».

* * *

На деньги от грантов Кэролайн Кох наняла небольшую команду компьютерщиков, которые перевели ультразвуковые изображения, передаваемые дельфинами, в понятный для человека вид. «Без проблем, — сказали они, — если известно, что мы имеем дело с картинками, а не с языком, мы сможем получить растровое изображение».

Лаборатория Кэролайн находилась на калифорнийском побережье, между Санта-Барбарой и Сан-Франциско; там она могла изучать дельфинов в естественной среде обитания, и ей не приходилось держать их в неволе — за исключением редких случаев. А когда наступал сезон миграции, мимо проплывали и серые киты. Этот сезон еще не наступил, поэтому записать удалось лишь песни дельфинов.

Первое видео оказалось захватывающим чудом и в то же время разочарованием — которого, впрочем, следовало ожидать. Изображения получились черно-белыми. На подобные картинки с метеорологических спутников цвета добавляли искусственно, но здесь этот подход не дал бы никаких результатов — «звуковое зрение» по самой своей природе не позволяло различать яркость света и оттенки цветов. У дельфинов, конечно, были глаза, а вот их звуковой приемник ничего видеть не мог.

Невербальные, неязыковые «пакеты», передаваемые дельфинами, оказались не только трехмерными, они позволяли видеть предметы насквозь, как УЗИ или рентген.

Дельфины, резвившиеся в толще воды, состояли из скелетов, внутренних органов, остатков непереваренной пищи, экскрементов в кишечнике. Все это казалось фруктовым салатом в прозрачном желе — начинка в оболочке из плоти. Также выглядели и косяки рыб, за которыми дельфины охотились, и проплывающие мимо выдры, и даже купающиеся люди.

Столь же прозрачной представилась и гигантская белая акула, в ее кишечнике покоился наполовину переваренный тюлень. Этот образ повторялся и передавался от одного дельфина к другому — как отражения в комнате смеха. Дельфины окружили акулу и стали водить вокруг нее хоровод, будто в диковинном подводном балете.