«Если», 2011 № 09 (223) - [38]

— Понял, — ответил Эдвард. — Но…

Путешественник во времени испарился так же, как предыдущий.

Эдвард закрыл дверь и опустился на стул. Что ж, так тому и быть. Слова старшего, более мудрого подтвердили его опасения. Последуй он совету первого гостя… Эдвард покачал головой. Эти путешествия во времени — опасная вещь. Давать советы тому, кто не может оценить все перспективы… Надо это запомнить.

В дверь вновь постучали. Эдвард шумно вздохнул и распахнул ее.

На пороге, держа в руке зонтик, стоял сгорбленный старик в теплом свитере. Лицо его настолько переменилось, что Эдвард не сразу узнал в нем себя самого.

— Все это не важно, Эдвард, — проскрежетал новый гость. — Делай так, как считаешь нужным, исходя из тех знаний, что есть у тебя в этот момент. В конце концов, все наладится. Как ты проживешь свою жизнь — вот что действительно важно.

Когда фигура исчезла, Эдвард продолжил смотреть на дождь. Его терзали все те же мысли.

— Лучше бы они вообще не приходили, — сказал он. И стоило словам сорваться с его губ, как Эдвард понял, что уже принял решение, и узнал — лишь на мгновение, пока память не стерлась, — что двойники никогда не посещали его.

* * *

— Отличная история, — сказал Джонас.

— Освежающе, — признал худой.

— Браво, — женщина захлопала в ладоши.

Затем все посмотрели на Еноха.

Часовщик прочистил горло и произнес:

— Мне понравилось. Хорошая концовка.

Все четверо заулыбались.

— Кажется, вы — следующая, леди Чендлесс, — произнес Джонас.

Женщина кивнула.

* * *

Ахн и Шушана пришли к морю, чтобы умереть. Они стояли и слушали, как волны цвета охры накатывают на побережье. Над волнами взмывали и падали красные тегеты, выхватывавшие свою добычу когтями и челюстями из верхнего слоя воды. Черные как смоль стрелоклювы резвились под оранжевым небом, испещренным обрывками светло-желтых облаков. Издалека доносился низкий гул — песни амфибий.

Красное солнце едва поднималось над горизонтом. Легкий бриз гладил серебристые камни на шафрановом побережье. Ахн различал крики животных, доносившиеся из прибрежного леса, — мощное рычание и тонкий визг, будто погребальный звон на похоронах его народа.

Другие представители его вида стояли чуть поодаль, группами по двое или по четверо. Они уже скончались несколько часов назад и больше не шевелились. Они хранили неподвижность, словно деревья на окрестных холмах. Здесь собрались последние представители своей расы, а Ахн и Шушана оказались последними из последних.

— Я бы хотела оставить потомка… — сказала она, глядя в его алые глаза.

— Решение принято уже очень давно, — ответил он. — Теперь ничего не изменить.

Ценой, заплаченной ими за бессмертие, стало бесплодие. Они скорбели, но в итоге все же смирились с этим, не желая отказываться от нового дара.

— Мы слишком эгоистичны, — произнес Ахн.

Они прожили целые эры. Планета, породившая их, погибла, но они продолжали двигаться дальше, находить новые миры. Они путешествовали сквозь пространство по нитям энергии, стояли на бесплодных лунах и зарождающихся планетах. В конце концов, они сотворили этот мир — не планету, а гигантский диск, такой же стойкий, как и их раса.

Когда начались первые смерти, никто не мог понять, в чем причина.

Ахн посмотрел на индикатор, прикрепленный к запястью. Время истекало. С тревогой он понял, что Шушана опередит его. Видимо, он станет самым последним. На мгновение он испугался, но после решил: так будет лучше. Он проводит ее.

— Мы должны разговаривать о хорошем, — заметил он.

— Я помню, как увидела тебя в первый раз, — сказала она. — Это было в горах Консу.

— Я охотился на белого ферала, — они говорили об этом уже множество раз, но теперь слова казались слаще вина, — и пробежал через ваш лагерь. Твой отец рассердился.

— Отец? Моя мать чуть тебя не убила! Твои звери все вытоптали. Ты выскочил из подлеска, грязный и потный, сестра назвала тебя дикарем, а я сочла тебя очень красивым.

— Ты оказалась самой прелестной женщиной, которую я когда-либо встречал. Ты и теперь остаешься ею.

Она испуганно посмотрела на горизонт, но Ахн прошептал на ухо:

— Мы вместе. Я навсегда останусь с тобой. Не в горе, а в радости. Я не дам тебе уйти одной.

Шушана заплакала, а он продолжал с тревогой следить за ее индикатором.

К тому времени, когда она успокоилась, побережье погрузилось в сумерки. Солнце превратилось в тонкую полосу на горизонте, и время Шушаны практически истекло. Оставалось не больше минуты.

Неужели так быстро? Она тоже поняла это, и ее глаза наполнились ужасом.

Он быстро заговорил, пытаясь скрыть отчаяние:

— Не думай об этом. Ты не должна об этом думать. Думай обо мне. Думай о времени, которое мы провели вместе. Думай о том, как сильно я тебя люблю. Посмотри мне в глаза. Ты очень красива. Ты — все, о чем я когда-либо мечтал. Помнишь ту ночь, когда мы танцевали тиринхи в каньоне? Какая там играла мелодия?

— Темпоринум Зезри, — ответила она. — Ты выглядел потрясающе — твоя одежда, твои глаза, сияющие, как два уголька, я помню…

Она умолкла. Во взгляде осталось тепло, но тело больше не шевелилось. Индикатор начертал в воздухе свой приговор.

Ахн сдавленно всхлипнул, все еще боясь потревожить подругу. Затем взял ее за руку и вгляделся в лицо. Теперь она будет улыбаться веками.