«Если», 2011 № 09 (223) - [29]

А вот когда она опять накрыла стены, когда стены стали заваливаться, мы услышали крики.

Дом рухнул — крики смолкли.

— Тимофея завалило! — догадался Муха. — Ну, вы как знаете, а я — туда! Может, хоть кого-то сумеем вытащить.

И полез в дыру.

— А если это не Тимофей?! — крикнул Дед.

— Так тем более!

Снег в этой части двора не убирали с ноября. Ямы, которые мы заметили, оказались глубиной чуть ли не по колено и разношенные — явно прошло, след в след, несколько человек. Муха заскакал, как козел, высоко задирая колени. Следующим пошел я. Дед с сумкой остался у дыры, мучительно размышляя, должен ли он спасать Тимофея.

Муха, когда надо, соображает очень шустро. У нас были с собой фонарики на петлях, чтобы подвешивать. Он прицепил фонарик к двери сарая, залез туда и нашел лопаты, грабли, даже вилы. Раскапывать рухнувшие стены втроем — безумие, но крепкие палки послужили нам рычагами. Дед, который все же решился помогать латтонцам, тоже забрался в сарай и откопал там доски.

К счастью, две стены оказались довольно прочными, они практически устояли, но мы не сразу это поняли — от сараев мы их не видели. Двигаясь вокруг развалин в надежде найти самое удобное место для раскопок, мы обнаружили их, обрадовались и взялись за дело. Был шанс, что возле этих стен кто-то уцелел.

— Осторожно! Осторожно! — то и дело напоминал Дед.

Мы и сами знали, что надо осторожно. Удалось оттащить кусок стены, образовалась черная дыра.

— Тимофей! Боромир! Гольд! Швед! — закричал в эту дыру Муха.

— Тут я! — по-латтонски отозвался голос.

— Тимофей, ты, что ли?

— Я!

Муха с фонариком полез в дыру. Мы вставили туда доски на случай, если сверху что-то поползет. Тимофей, увидев свет фонарика, лез навстречу, тихо ругаясь по-латтонски. Муха, пятясь, выбрался и потребовал лопату с ручкой — нужно было просунуть Тимофею что-то такое, за что он мог бы ухватиться, и понемногу его вытянуть.

Десять минут спустя он стоял перед нами — в свитере, но, кажется, не ощущая холода.

— С тебя причитается, — сказал ему Дед. — Пивом не отделаешься.

— Что за вопрос! — ответил Тимофей. — Теперь надо парней вытаскивать. Швед жив, я его слышал…

— Хорошо же ты перепугался, если по-латтонски опять заговорил, — пошутил Муха.

— Вы что? Я по-русски говорю! — воскликнул Тимофей опять же по-латтонски.

— Это психическое, — догадался Дед. — С перепугу бывает…

— Я нормальный, — ответил ему Тимофей. — Совершенно нормальный. С чего ты взял?

— Тимофей, ты сейчас говоришь по-латтонски, — вмешался я. — Как те, загипнотизированные, помнишь? Они не понимали, что говорят по-русски, пока им не сказали.

— Так… — произнес он. — Отойдите подальше. Я заразный.

— Тимофей, ты спятил? Гость, что там у нас в запасах? Для сугреву… — спросил Дед. — Дай ему выпить. И за работу. Там еще три человека.

— Четыре, — уточнил Тимофей. — Где лопата? Там мои парни…

. — Дураком нужно быть, чтобы лезть в дом, который может рухнуть, — сказал ему Дед. — Да еще кого-то чужого с собой тащить.

— Я — Райво… — пробормотал Тимофей. — Я — Райво…

— Нет, он не спятил. Это он раньше спятил, когда вообразил себя русским. А теперь он вернулся в свой латтонский рассудок, — голос Деда был звонок и строг, каждое слово — как удар по железу. — Я же говорил!

— Дед, он попал в беду, — возразил Муха. — Ты что, не видишь? Тимофей, вот лопата. Где там, по-твоему, Швед?

— Я — Райво, — пробормотал Тимофей, но лопату взял.

Как мы вытаскивали из-под обломков повредившего плечо Шведа, лучше не вспоминать.

— А Боромир где, Гольд где? — спрашивал я. — Где они были, когда крыша взлетела? Ты не понимаешь?

— Понимаю, — сказал по-латтонски Швед. — Только говори со мной по-русски, слышишь? По-латтонски не смей!

— Мания национального величия, — определил проблему Дед. — Что вы там такое делали? Что вы взорвали?

— Я Андрес, — ответил Швед, — только ты меня так не называй. Он за имя цепляется. За звуки. За дифтонги…

— Дифтонги? — переспросил Муха.

— Латтонские дифтонги — «уо» и «эу». Только не повторяй…

— Давайте-ка, орлы, вызовем полицию и «скорую», — решил Дед. — Сами мы тут не справимся.

— Я вызову. По-латтонски, — предложил Тимофей. — Это ведь не шутка? Я действительно говорю по-латтонски?

— Спроси Шведа, — хором посоветовали мы с Мухой.

— Уходите, — сказал тогда Тимофей. — Мы сами вызовем полицию и «скорую». Вам нельзя оставаться, вас ищут.

— Он прав, — подтвердил Швед.

Мы посмотрели на Деда: что он ответит?

— Будем ковыряться с вами до последнего, — ответил Дед. — Держи мобилу, Тимофей. Чтоб они сдохли — те, кто нас поссорил.

— Чтоб они сдохли, — подтвердил Швед, а Тимофей потер рукой лоб.

— Я не хочу… тебе меня не взять… — пробормотал он. — Пошел прочь, пошел прочь, убирайся…

И вдруг выдал такое на чистейшем русском языке, что даже Дед сказал «ого!».

Поскольку Тимофей разговаривал сам с собой, мы попросили Шведа показать, где могут быть остальные трое. Швед, придерживая правую руку левой, пошел вокруг дома. Мы с фонариками и лопатами — следом.

— Вот тут были двери, за ними сразу комнатка, вроде прихожей, за ней большая комната. Слева — кухня… Боромир, кажется, был на кухне… Боро! Боро!

Ответа не было.