«Если», 2011 № 09 (223) - [27]

— Я так понимаю, у нас перемирие? — спросил я.

— Да, это самое.

— Слышишь, Муха? Твое мнение?

— Перемирие — это хорошо, — согласился он. — Только ведь не от горячей любви к нам с Дедом! У них что-то случилось. Так что мы им теперь, Гость, заклятые друзья!

Я объяснил Тимофею со Шведом про заклятых. А Муха, который не желал доверять латтонцам, вдруг перешедшим на русский, предложил место для встречи. Был у него на примете один кабачок, бармен которого славился умением прекращать споры и ставить точку в драках.

— Вы придете вчетвером, мы — втроем, — так сказал Муха. — Мы проставляемся.

До этого нужно было сообщить дикую новость Деду, выслушать двухчасовой матерный монолог и убедить его, что встреча может оказаться полезной…

— Им от нас что-то нужно, — сказал, немного успокоившись, Дед. — Иначе они бы вас, орлов безмозглых, выручать не стали.

— Им нужен гипнотизер, — ответил я. — Зачем — это они завтра скажут. Только вот что получится: мы им объясним, что гипнозом не балуемся, они нам не поверят, а дальше — нас трое, их четверо…

— Но все равно встретиться надо. Даже если они нас выручили из таких вот шкурных соображений, — добавил Муха. — Знаешь, Дед, если мы не встретимся с ними и как-то их не успокоим, с них станется донести на нас в полицию безопасности. Они же латтонцы!

— Муха, не жужжи, — попросил Дед. — Нужно придумать такое объяснение, чтобы они поверили. Ну, скажем — сами охотимся на гипнотизера… Про симбионта им нельзя говорить ни в коем случае. Это же ценность, за которую могут и того… А ему все равно, кто хозяин. Он и их научит своему заклинанию, — сказал Дед.

— Это точно, — согласился Муха. — Во влипли… Может, плюнуть на все и уехать, пока нас не загребли?

— Куда ты поедешь… На границе — паспортный контроль. И ты уж поверь, что всех погранцов нашими портретами снабдили. Надо где-то затихариться. Что скажешь, Дед? — спросил я.

Дед, объявивший войну национал-идиотам, такого исхода не ждал и крепко задумался.

— Скажу вот что… Допустим, мы знаем о существовании гипнотизера, допустим… И пришли просто посмотреть, как это у него получится… Ну, можем соврать, что это женщина…

— Хорошо бы придумать приметы, — подсказал я.

— Можно… Только надо им объяснить, что она умеет отводить глаза. Скажем, сделать так, что она всем кажется старой бабкой, а на самом деле вроде Джей Ло в молодости.

Потом мы обсудили внешность гипнотизерши. Решили, что это должна быть сорокалетняя тетка с длинными темными волосами и в темных очках; как снимет очки, так гипноз и начинается. А для работы ей прямой контакт не нужен — она своим зловещим взглядом чуть ли не стенки прошибает, встанет метрах в двадцати от оратора — и он хоть по-японски заговорит!

— Нет, про японский ты, Муха, загнул, — опомнился я. — Это должен быть известный оратору язык! Иначе получится эта, как ее…

— Глоссолалия, — вспомнил умное слово Дед.

И мы полезли в интернет — искать инфу про глоссолалию.

Глава пятая

Кабачок назывался «Последняя надежда». Умный человек дал ему это название! Оно просто притягивало тех, у кого проблемы. А проблему или решаешь в разговоре, или топишь в алкоголе.

Мы пришли одновременно: с одной стороны Дед, Муха и я, а с другой — Тимофей, Швед, Боромир и Гольд. Боромир — это за сходство с киношным персонажем, а Гольд — «золото» по-немецки. Он как-то нашел банку с золотыми монетами.

Столы в «Последней надежде» были небольшие, мы состыковали два, сели и спросили живого пива. Свобода и независимость принесли Латтонии еще и такую дрянь, как химическое пиво. Тины и туристы его пьют, потому что ничего лучшего не знавали, у них вкус испорчен. Но мы-то, местные, знаем, что такое правильное пиво.

— Спасибо, Тимофей, — сказал Дед. — Это было неожиданно.

— Да ладно, — ответил Тимофей. — У нас есть вопросы. Вопросы были предсказуемые. Дед наплел Тимофею про гипнотизершу. Боромир и Гольд поверили, Швед смотрел на нас с подозрением.

— Надо с ней встретиться. Это очень важно, — сказал Тимофей.

— Для кого важно?

— Для всех.

— Все — это кто?

— Латтонцы. И русские.

— Первые, значит, латтонцы…

— Для них важнее. Потому что… — Тимофей задумался. — Потому что у них — беда. Горе.

— У русских тут, значит, ни беды, ни горя?

— Не заводись, Дед, — попросил я. — Всем плохо из-за этой исторической справедливости, черти б ее побрали.

— Не я ее восстанавливал, — буркнул Дед.

— И не я, — сказал Тимофей. — У меня отец наладчиком оборудования на «Электроне» работал, брат матери был слесарем шестого разряда, сестра матери — сборщицей пятого разряда. Где теперь «Электрон»? Там в цехах этот… бардак!

Цеха лучшего местного завода, отремонтировав, отдали торговому центру. Там и мой батя работал. Теперь батя — в строительной бригаде, в Голландии. Но если так — может, наши отцы вообще в одном цеху трудились? Может, и руки друг другу пожимали, жестко, по-мужски? Надо же, какой сюрприз…

— Эта дама нам нужна. А вдруг поможет. Дайте ее координаты, пожалуйста, — попросил Швед.

— Загипнотизировать русских политиков, чтобы заговорили по-латтонски? — предположил Муха. — Так наши уже чешут по-латтонски не хуже ваших. И врут примерно так же!