«Если», 2010 № 10 (212) - [30]

Стояло начало июня, близился день летнего солнцестояния, который знаменовал собой середину прохладного летнего полусезона — времени года, когда северный полюс планеты смотрел прямо на солнце. На средних же широтах, где находилась Зиландия, дни становились бесконечными в буквальном смысле слова. Светило кружило по небу, вовсе не заходя за горизонт; оно согревало, но не пекло, и все живое начинало дружно тянуться к свету и мягкому теплу. Воспользовавшись благоприятной погодой, Макс и Стэндиш часто совершали длительные загородные прогулки, во время которых учитель показывал ученику элементы затейливого танца охотника и жертвы, повторявшегося с незначительными вариациями на всех уровнях. Вскоре молодой человек окончательно убедился, что крошечные трагедии мира насекомых, происходящие в укромных уголках леса или в трещинах камней, мало чем отличаются от кровавых загонных охот, когда многотысячные стаи диких собак преследовали по внутренним равнинам острова еще более многочисленные стада травоядных. Кое-какие общие закономерности Макс открыл сам, об остальном рассказал ему учитель.

Все живые существа, происходящие со старой Земли, говорил Стэндиш, по-прежнему подчиняются наследственным биоритмам, приобретенным их далекими предками. Все живое — включая человека — существует по земным биологическим часам и по-прежнему стремится к благословенному покою ночного мрака, который дает отдых мышцам и разуму. Да, добавлял он, покачивая головой, несмотря на прошедшие четыреста лет, в наших сутках по-прежнему двадцать четыре часа, хотя астрономические сутки Земли-2, то есть период ее обращения вокруг собственной оси по отношению к звездам, составляет около тридцати земных часов. Но и это деление носит условный характер, сказал Стэндиш, поскольку во всех районах планеты — за исключением экваториальных областей — существуют периоды, в течение которых солнце не заходит вовсе. На широте Зиландии, к примеру, этот период составляет восемьдесят звездных дней. Кроме того, каждую зиму солнце в течение определенного времени не поднимается над горизонтом даже днем.

«Человеческие тела нуждаются в сне. Особенно это касается молодых, — добавил Стэндиш с легкой завистью. — Когда ты станешь старше, сон не будет иметь для тебя особого значения. Тем не менее наше общество организовано таким образом, чтобы обеспечить каждому человеку время для „ночного“ отдыха, даже когда солнце не опускается за горизонт круглые сутки. И точно так же зимой, когда солнце уходит с небосвода на долгих полтора месяца, существуют периоды бодрствования, которые устанавливаются в зависимости от наших внутренних, земных биоритмов, а вовсе не в соответствии с чередованием дней и ночей — или с отсутствием такового. Разумеется, эти правила могут нарушаться, когда идет война или случается катастрофа, как, собственно говоря, перестают существовать и действовать многие другие законы мирного времени. В живой природе о подобных искусственных установлениях не может быть и речи, но тем не менее и хищники, и их жертвы выработали особый ритм жизни, который облегчает им выживание: охотники охотятся, пока добыча не успела спрятаться на ночь, жертвам же привычка отдыхать в определенное время позволяет не быть съеденными во время сна. В результате мы наблюдаем весьма сложную картину межвидовых взаимодействий, обусловленную заложенными на биологическом уровне поведенческими инстинктами. Нет никаких сомнений, что существующее положение вещей сохранится еще долгое время, пока эволюционные процессы не заставят животных отказаться от устаревших земных биоритмов и усвоить новый жизненный цикл, который полностью соответствует особенностям Земли-2».

Говоря обо всем этом, Стэндиш специально уточнил, что меняющаяся продолжительность светового дня не оказывает, разумеется, никакого влияния на пур-пур, который давно приспособился к местным климатическим условиям и прекрасно себя чувствует даже на самых неподходящих почвах.

Бесконечные ласковые дни прохладной фазы лета благоприятствовали не только бурному расцвету природы. Люди словно сбрасывали напряжение суровых будней и начинали вести себя иначе. С томительной завистью Макс наблюдал за тем, как молодые придворные, многие из которых были всего на год-два старше него, с удовольствием предаются древнейшей игре, в которой были и флирт, и соблазнение, и торопливое соитие в укромном уголке. Правда, по статистике, большинство зачатий приходилось ни бесконечные ночи холодной половины зимы, но именно прохладным летом завоевывались сердца, создавались и разрушались союзы, заключались брачные договоры. Увы, младшие дочери министров, парламентариев и торговцев, с которыми Макс сталкивался при дворе, были одержимы идеей стать воительницами, как Мэнда или Ксайя, а их агрессивные манеры пугали молодого человека буквально до дрожи. Нет, думал Макс, уж лучше он, подобно Стэндишу, будет заниматься наукой, которая единственно способна защитить его от волнений и соблазнов людского мира.

Из всего, что показывал молодому человеку ученый; больше всего заинтересовал Макса пур-пур.