«Если», 2005 № 04 (146) - [15]

Щекотный дух черного перца ударил Бату в ноздри, и он громко чихнул. Глаза охотника увлажнились.

Тем временем Еля прошептала новую абракадабру, сжала ладонь в кулачок, поднесла кулачок к губам и слизнула невидимое лакомство с растопыренных пальцев. Обсосала мизинец и удовлетворенно зажмурилась.

— Вкусно! — сказала она.

В тот же миг аромат специй растаял без следа. Ни лаврового листа, ни имбиря, ни перца. Сырой запах камня и душный запах птичьего помета вновь вошли в силу.

— Спасибо, дяденька Бат! — сказала девочка и вернулась на прежнее место. — Но только жжется немного внутри, как будто кишки чешутся.

— Раш-раш-раш, — отозвался юноша.

— На здоровье, — Бат утер нос рукой и заглянул в котелок. — Постой, а за что спасибо-то? Ты же ничего не съела!

— Я вообще мало кушаю, — сказала Еля тоном отменно полакомившегося дитяти, и это успокоило Бата. Может, ей и впрямь полложки — самое то?! Но вдруг Бату кое-что вспомнилось: — Погоди, как это ты меня только что назвала?

— Дядей Батом. А что? — зеленые глаза девочки округлились. — Не так?

— Так… Да только… Разве я тебе говорил, как меня зовут?

— Говорили!

— Что-то не припомню!

— Ну… тогда не говорили, — быстро сдалась девочка.

— Откуда же ты знаешь, как меня зовут?

— А мне Гррссы сказал.

— Так он же немой?

— А-а, ну да, немой, — задумчиво глянув на юношу, согласилась Еля. — Тогда мне ваши люди сказали. Охотники.

— Ты что же, видела их? Где ты их видела, скажи-ка?

Несложные вопросы Бата загнали Елю в тупик. Она согнулась, уперла локти в колени и уныло оттянула кулаками щеки.

— Не помнишь, где видела? — не отставал Бат.

— Не помню, — буркнула Еля.

— Ну вот… А имя — помнишь… Нехорошо получается. Разве родители… ну, или кто там тебя воспитывает, разве они не говорили тебе, что врать нехорошо?

— Говорили.

— Тогда сказала бы правду. На мне же не написано, что меня Ба-том зовут!

— Вообще-то написано. Для тех, кто умеет читать, — девчонка озорно улыбнулась.

— И на каком это месте написано? Может, на этом, — Бат привстал и треснул себя по тесно обтянутому кожаными штанами заду. — Или на этом? — хлопнул по лбу.

— Раш-раш-раш!

— На том месте, где у вас мысли.

— На голове, что ли?

— Нет, в голове.

— Ого! Да тут передо мной знатная ведьма Елеанирда Косматая собственной персоной! И она умеет читать, что у людей в голове! — сказал Бат глумливо.

— Ничего тут такого нету. Мои друзья читают в голове, как вы в ваших книгах.

— Что за друзья такие? Ведьмацкого, что ли, роду?

— Мои друзья — они духи, — серьезно ответила девочка.

У Бата похолодели кончики пальцев и отяжелел язык. Очень уж не любил он слово «духи». И вдвойне не любил ситуаций, в которых его обыкновенно произносят. Где какое несчастье — всегда духи виноваты. Удавился мужик — дух-самогубец им овладел, бабу свою зарезал — овладел дух ревности. Дом сгорел — духа воздуха не умилостивили. Духи-духи-духи. Зато когда что-то путное случается, про духов и не вспоминает никто, мол, тут их влияния нету. Это как тот песняр говорил про войну, что города сдают солдаты, а берут — ихние воеводы…

— Негоже детям с духами знаться, — осуждающе заметил Бат.

— Раш-раш-раш.

Срок ложиться еще не подошел, да и сна не было ни в одном глазу.

Стоило Бату заикнуться об отдыхе, как Раш-Раш с Елей поглядели на него укоризненно — мол, погоди, погоди!

— Чаю, что ли, сделать? — предложил Бат.

Гости воодушевленно закивали.

— Тогда, Елюшка, ступай на воздух, помой котелок, набери чистого снегу.

Та лучезарно заулыбалась, скинула шубку и в одном шерстяном платье с высоким горлом, свежем, чистом, словно вчера сшитом, шустро бросилась к лазу.

— А ты, Раш-Раш, дровишек наломай, а то вышли все… В общем, потрудитесь-ка теперь сами, покуда дядя Бат передохнет. Это будет по справедливости. Ведь я тут среди вас самый старший. И вы должны оказывать мне почтение, почти как царю, — пояснил Бат.

Каково же было его удивление, когда Раш-Раш вместо того, чтобы отправиться доламывать лежанку из горбыля, приблизился к нему, присел на корточки и… растянулся у его босых нечистых ног в земном поклоне.

Красиво сложенное тело юноши прижалось к холодному полу пещеры и застыло, лучась самым первосортным почтением. Словно был Раш-Раш опытным царедворцем, магистром льстивых наук. Наступи ему на голову — он и бровью не поведет, сочтет за честь.

Бат опешил, даже язык прикусил.

На какой-то миг он вдруг почувствовал себя, да-да, тем самым ирверским тираном Батом Иогалой, который, сказывают, восходил на трон по семи ступеням, на каждой из которых лежал плененный вражеский военачальник. Вот так, прямо по военачальникам и восходил.

Молча созерцал Бат гибкую спину юноши с крыловидными выступами лопаток, скользил вдоль хребта по жемчужной коже, отливавшей шелковой голубизной, кое-где обросшей белесыми, тающими волосками. Ласково ворошил взглядом серебристые, с серым оттенком кудри. И любовался бы он так, скользя и оскальзываясь, быть может, еще долго, если бы взгляд его не угодил в овраг свежей рубленой раны с розовыми расходящимися краями. Рана пересекала спину наискось, до самых ягодиц, и была длиной в Батову ладонь. Рана, казалось, кричала о себе во весь голос.