«Если», 2004 № 08 (138) - [88]

Тут он вспомнил об агентах ФБР и втянул голову в плечи, предчувствуя, что вот-вот ему в затылок ткнется вороненый ствол.

Но никакого вороненого ствола не оказалось. Прошли минуты, может быть, часы — и никакого вороненого ствола. Наконец он открыл один глаз и увидел, к чему прижималась его щека и что щекотало в ноздре. Трава.

— Дитер! — заорал он во всю мочь.

Нет ответа. Мистер Леру встал на четвереньки и огляделся. Он был готов увидеть университетские здания и сады. Ведь кто-то был в ответе за то, что позволил траве расти в туннеле парового отопления, и так до самого подножия холма.

Подножия холма?

И туннель парового отопления, и университет исчезли! Мистер Леру находился где-то за городом. Очень далеко от города, поскольку здесь не было ни линии высоковольтных передач на фоне неба, ни таявшего в воздухе следа реактивного самолета, летевшего к аэропорту Кеннеди. Он не мог вспомнить, когда ему доводилось слышать такую тишину. Не доносилось даже отдаленного гудения какой-нибудь автострады за деревьями.

— Дитер! Ну же, Дитер!

Он повернулся, все еще на четвереньках. Дитер стоял в нескольких шагах, спиной к нему, и смотрел вниз с крутого обрыва. Мистер Леру с трудом поднялся на ноги, сунул в карман золотой, который все еще зажимал в кулаке, и поплелся вперед.

— Дитер, — крикнул он, кипя праведным гневом, — это вовсе не дорога домой!

Дитер прижал палец к губам и показал вниз, на разноцветную регату, протянувшуюся вдоль побережья: сотни кораблей с квадратными парусами в красно-белую или зелено-белую полоску, свободно повисшими на снастях. Изящные носы кораблей заканчивались драконьими головами.

— Что это за яхт-клуб, Дитер?

— Викинги.

— Не разыгрывайте меня.

— Я немножко беспокоился, как сработает программа. Мы могли бы проскочить 991 год или даже вообще Англию. Но мы здесь, и я снимаю перед вами шляпу. Ну, и как мы пойдем к Бертнозу?

— Куда?

— Ну, к этому эрлу, о котором вы рассказывали.

— Бьортноту?

— Точно. У нас двадцать восемь часов, семнадцать минут, пятьдесят четыре секунды — и возможность отговорить его от этого обычая переправляться через реку.

Подобная мысль показалась мистеру Леру настолько нелепой, что он даже не нашел возражений.

— Я думал, вы пацифист, — вяло заметил он.

— Это было давно, дружище. Сейчас я дозрел до того, чтобы понимать: война — это альтернативный способ коммуникации. Но я и сейчас противник ядерных электростанций и насилия на телеэкране.

— Вы не знаете языка!

— Я прошел курс занятий по невербальной коммуникации. Это как кинесика — язык тела, жесты, позы и все прочее. И проксемика: американцы начинают потеть, если ты приблизишься больше чем на восемнадцать дюймов, а арабы не могут даже говорить, если ты дальше, чем на шесть. Интересно, как с этим у викингов? Впрочем, это не важно. Вы знаете язык.

Мистер Леру почувствовал, что голова разрывается от боли. Пульс зачастил. Определенно, тахикардия с возможной аритмией. Должно быть, это сон. Кажется, он где-то читал: жители какой-то азиатской страны известны тем, что их можно напугать до смерти во сне. Проснись, проснись!

Он с надеждой открыл глаза. Пропади все пропадом! — берег был на месте. Что-то блеснуло. Что же?

Большой меч.

Да, большой меч в большой руке одного из группы крепких людей в темных кожаных куртках с металлическими нашлепками. Мистер Леру мог бы по ошибке принять их за байкеров, лишившихся своих мотоциклов, если бы на их головах не красовались металлические шлемы, и если бы у них не было больших щитов ромбической формы, и если бы они не держали в руках что-то удивительно напоминавшее копья. Они взбирались по узкой тропе от берега, время от времени обмениваясь возгласами. Мистер Леру пробовал и пробовал противиться кьеркегоровскому алогичному изменению веры.

— Как вы думаете, они нас не заметили?

— По-моему, они показывают на нас, — ответил Дитер. — Может быть, наладить с ними связь, послать сообщение, и не одно, и дать понять, как мы любим викингов?

— Я не говорю на их языке, — несчастным голосом произнес мистер Леру.

— Я думал, вы знаток древнеанглийского.

— Викинги говорили на древнеисландском.

— Разве это не одно и то же?

— Разумеется, нет!

— А еще говорят, что коммуникационные науки не важны! — воскликнул Дитер. — Я нахожусь в Средневековье всего пятнадцать минут и уже вышел за рамки этой проблемы. Все, что нам нужно, это построить паралингвистические мосты понимания, и можно возвращаться домой.

Что-то вроде спички взлетело над этой пестрой группой. Объект становился все длиннее по мере приближения и, пролетев мимо уха Дитера, воткнулся в склон позади них.

Стрела?

— Но нам следует несколько минут побыть одним, чтобы продумать детали.

Мистер Леру занимался непривычным для себя делом — он бежал к дальней стороне склона. Если и существовало что-то, что мистер Леру ненавидел больше толпы, высоты, закрытых пространств, открытых пространств, тризма челюсти, смерти от удушья в ресторанах, полисменов, изучающих сравнительное литературоведение, вероятности покраснеть, раздуться, как иглобрюхая рыба, и упасть замертво, так это бег. Ему казалось, будто по голеням его кто-то бьет железной кочергой. Ступням приходилось еще хуже. Не говоря уже о том, что сердце перенапрягалось и в любой момент могло схлопнуться, как проколотый пляжный мячик.