«Если», 2002 № 03 - [105]

…ИНТЕРЕСУЮТСЯ

В статье о творчестве Андрея Саломатова (№ 9, 2001), прочитал, что писатель собирается оставить «взрослую» литературу и полностью посвятить себя детской фантастике. Это правда? /Алексей Пискунов, Орел/

Андрей Саломатов: Действительно, время от времени я обещаю себе больше не писать для взрослых. Но это дело настроения. В ближайшее время должна выйти моя новая книга «для взрослых». Наверное, что-нибудь и из «взрослой» фантастики напишу, и читатели «Если» об этом узнают первыми. Пока же у меня вышли две новые детские книги — завершающая повесть из сериала про робота Цицерона и повесть в жанре детской фэнтези «Черный камень».

Года четыре назад у вас была очень интересная рубрика. Вы объявляли писателя и предлагали читателям задавать ему вопросы. А потом печатали интервью. Я не только с большим интересом читал ответы, но и сам присылал вопросы. Сократив рубрику, вы лишили меня возможности общаться с писателями так, как хочется мне, а не вам! Зачем вы это сделали? И нельзя ли ее восстановить? /А.Горохов, Челябинск/

Не горюйте вы об этой рубрике — ни одна из них не живет вечно. Они появляются, какое-то время существуют и даже плодоносят, а потом умирают, давая место новым. Так произошло и в данном случае: читатели поначалу живо откликнулись на наше предложение, затем количество писем стало уменьшаться, пока не дошло до той точки, когда — связное интервью уже не сделать. Что же касается общения с писателями, то разве мы против? Пожалуйста, задавайте любые вопросы по поводу произведений или замыслов, высказывайте свою точку зрения, и мы непременно свяжемся с автором. Собственно, для этого редакция и открыла рубрику «Фантариум». Пишите — и будете услышаны!

НОУ-ХАУ

Из коллекции ответственного редактора по фантастике издательства «Центрполиграф» Василия Мельника

Зрелище было ужасное, но успокаивающее.

Он сказал это, возбужденно жестикулируя куда-то себе за спину.

Ее глаза тревожно оглядывались назад.

Когда они доехали до станции, с него потребовали вылезать.

Пальцы ее защекотало от желания перенести это величие на холст.

Он был тяжело ранен в грудь и в руку, причем именно в такой очередности.

Сюда был сослан митрополит Филипп Колычев, задушенный в своей келье в 1569 г. Малютой Скуратовым.

Утром я с непонятной целью оделась.

Он сделал лицом так, словно неуверенно пожал плечами.

Такие мысли наполнили его опустошением.

Он крепко прижал ее к себе, мешая продолжать драться.

Гнилые стропила, балки, доски вдоволь зияли на крыше дома, образуя на себе не только естественную плесень и грибок, но и в некоторых местах самые что ни на есть настоящие грязно-коричневые грибы, напоминающие своим видом поганки, чем, впрочем, они и являлись.

Не открывая глаз, он потянулся и сел, осматриваясь.

Врач стал работать резиновой грушей.

Он громко хрюкнул непонятной частью тела.

Он был в трусах и в белой рубашке, из-под которой красовались две загорелые, предательски сексуальные конечности.

В ее глазах горела то ли ненависть, то ли нет. Его голова в бешеном самозабвении моталась мертвыми петлями.

Его зубы имели дефекты и просились в руки опытному дантисту.

Он сделал руками выгонятельный жест.

Он деликатно поколотил в дверь.

Она ударила его изо всех своих слабых женских мощей.

Хорошо бы предупреждать о своих планах предварительно, а не своевременно.

Крупным планом на картине находилась морда свиньи.

Повсюду валялись отбитые острые углы.

Она была крайне побеждена.

Она проговорила это полным банана ртом.

На поле боя уже не осталось воинов, живых в человеческом смысле.

Люди упали там же, где их застигло падение.

Воспоминания

Геннадий Прашкевич Малый бедекер по НФ, или Повесть о многих превосходных вещах

Мы продолжаем публикацию литературных воспоминаний отечественных фантастов. Новосибирский писатель, поэт, переводчик и историк фантастики Геннадий Мартович Прашкевич принадлежит к «золотому» поколению «шестидесятников», его дебют в НФ — рассказ «Остров туманов» — пришелся на знаменательную для НФ дату, 1957 год. С тех пор из-под его пера вышло немало замечательных книг (не только фантастических), среди которых «Разворованное чудо» (1978), «Пять костров ромбом» (1989), «Записки промышленного шпиона» (1992) и другие. Геннадий Мартович известен еще и как остроумный рассказчик, кладезь забавных историй. Поэтому то, с чем вы сейчас познакомитесь, трудно назвать мемуарами, скорее, это «записные книжки» писателя, активного участника литературного процесса, ученика, соратника, друга многих известных писателей, чьи голоса вы услышите.

Часть I. КНИГИ

Первой книгой, которую я прочел от корки до корки, была «Цыганочка» Сервантеса («Academia», 1934). Не «Коза-дереза», не «Конек-горбунок», не «Три медведя» — весь этот доисторический извращенный модернизм, а настоящая толстая солидная книга. Мне только что стукнуло пять лет, «Цыганочке» шло далеко не первое столетие. Разница должна была сказаться.

Она и сказалась.

К тому времени я уже знал, как читают взрослые. Нацепляют на нос очки, шевелят губами, перелистывают страницы. Весь мир, считал я, вечерами надевает очки и при колеблющемся неровном керосиновом свете читает «Цыганочку» Сервантеса. Я тоже стал шевелить губами и важно перелистывать страницы. Буквы я уже знал и умел складывать слова, но тут слова во что-то осмысленное не складывались. Часа через два все же до меня дошло: кайф настоящего чтения как раз в том, что в книге (если это настоящая книга), в принципе, нельзя понять ни слова!