«Если», 2001 № 06 - [97]

Иванович напряженно слушал.

— Что-то бесчестное, — кое-как сформулировал Соре. — А сколько получаете вы лично?

— Полпроцента с каждого клиента, — признался Иванович. — Остальное идет выше. Вы же сами понимаете. Как часто сильные мира сего гибнут в катастрофах, болеют неизлечимыми болезнями, теряют близких, попадают в скандальные истории?

— Ну, всякое бывает, — не удержался Соре.

— Эх, вы бы знали, месье Соре, что должно было происходить на самом деле, — таинственным шепотом сказал Иванович. — Что ж… удачной вам судьбы.

— Спасибо, — Соре встал, тяжело опираясь на подлокотник. — И вам счастливой судьбы.

Они пожали друг другу руки вполне по-дружески.

У дверей Соре все-таки остановился и спросил:

— Скажите, Иванович, а приходят к вам счастливые люди? Менять ненужное счастье на нужное?

— Что вы, месье Соре! — Иванович развел руками. — Разве бывает счастье ненужным? Это уже не счастье, это горе. Месье Соре, все-таки рано или поздно…

— Нет, — Соре покачал головой.

— От судьбы не уйдешь, — напомнил Иванович.

— А вы не судьба, — Соре уже шагнул к двери, но все-таки не удержался и добавил: — Вы только два процента судьбы.

Кир Булычев ВЫ МЕНЯ ЕЩЕ НЕ ЗНАЕТЕ!

*********************************************************************************************

И это, несомненно, вина редакции. Действительно, как мы представляли Кира Булычева? Писатель — но это известно уже трем поколениям читателей. Сценарист — но даже наш северный брат, разбуди его посреди ночи и яранги, назовет не меньше пяти его фильмов. Творец апокрифов — это, пожалуй, наш собственный штрих в его портрете, но о подобном можно было легко догадаться… Словом, исправляя свою ошибку, мы представляем читателям художника-авангардиста, поэта-постмодерниста и создателя новейшей (заметим: весьма перспективной) научной дисциплины — спринт-истории.

*********************************************************************************************

ЛИЦА ДРУЗЕЙ

Раз в десять или сто лет я устраиваю генеральную уборку, которая постепенно застревает в книгах и бумагах. Как ледокол в вязких льдах. Но до момента, когда я признаю поражение, кое-что появляется на свет Божий, и я сам удивляюсь: как же я мог забыть о таком сокровище!

В последний раз я искал безнадежно утраченное навершие для полкового знамени, вещь громоздкую, потерять которую нелегко даже в Зимнем дворце. И вот, углубляясь в подписьменностолье, я наткнулся на папку, которая хранила рисунки и почеркушки, портреты и шаржи людей знакомых и малознакомых, сделанные во время семинаров, посиделок, заседаний и конференций… И я вдруг пожалел, перебирая их, что почти всегда отдавал портреты своим жертвам, а то и выкидывал. Сумей я разглядеть в них свое Творчество, их сохранилось бы в десять раз больше и они в сумме представляли бы исторический интерес.

И все же я решил: прежде чем папка снова утонет в бумагах, вытащу из нее несколько случайных и не всегда достойных портретов, связанных с моей деятельностью на ниве фантастики. Оправданием их публикации служит лишь то, что они сделаны с натуры, а некоторые герои даже чем-то напоминают самих себя.

Но лучше я подтолкну вас к узнаванию, чтобы потом не разводить растерянно руками. Благо люди эти известны читателям «Если», и за годы существования журнала каждый из них либо печатался на его страницах, либо о нем говорилось.

Первым человеком, с которым я работал в кино, был Ричард Викторов. К тому времени он был известен как режиссер «Отроков во Вселенной» и «Москвы — Кассиопеи» — фильмов, знаменующих новое направление в нашей фантастике. Мы сделали с ним «Через тернии к звездам» и «Комету». К моему горю, Ричард умер, не завершив последнего фильма, а учеников и последователей у него не нашлось.

Владимир Тарасов, человек крупный и громкий, известен тем, что создал на «Союзмультфильме» несколько фантастических короткометражек, свежих и оригинальных, например, «Контакт», «Возвращение». Мы с ним вместе сделали мультфильм «Перевал». Володя наивно гордился тем, что у него в группе работают два доктора наук — сценарист Булычев и художник Фоменко. В результате фильм, на мой взгляд, получился слишком умным.

Георгий Гуревич — один из моих первых кумиров в фантастике. Сразу после войны в 1947 году он опубликовал небольшую книжку «Человек-ракета», в которой поведал о том, как спортсмен достигал вершин в беге, приняв некие препараты. Это было необычно для жалкой фантастики тех лет, к тому же совпало с кампанией против космополитов. В общем, Гуревичу сильно врезали за попытку опорочить советских спортсменов. Я встретил его уже солидным пожилым джентльменом, обогнавшим свое время, но не нашедшим места в фантастике наших дней. Несмотря на это, он всегда сохранял достоинство и порядочность.

В числе первых фантастов, которых я увидел воочию, был Александр Мирер. Это было лет сорок назад в доме переводчицы Нелли Евдокимовой. Мне жаль, что рисунки того времени не сохранились. Я отыскал набросок куда более поздний, десятилетней давности. Читатели «Если» знают А. Мирера по прекрасным переводам в журнале, но на самом деле — это вдумчивый, глубокий писатель.