«Если», 2001 № 06 - [30]

— Знаешь, что, дорогой, оставь это дело.

— Уважать не будут, — быстро, словно ожидая чего-то подобного, ответил Касим.

— Пусть не уважают. Сейчас нет смысла распылять силы. Ты меня понял?

Касим склонил голову:

— Хорошо.

— Кстати, как там вопрос с Южным банком?

Глаза у Касима блеснули.

— Вопрос решен. — Он, точно фокусник, выхватил откуда-то сегодняшнюю газету и расстелил на столе. — Вот, пожалуйста, уже официальная информация…

На второй полосе под заголовком «Очередное заказное убийство» сообщалось, что председатель правления «Южно-Сибирского торгового банка», некто Коротеев А. Г также входящий в правление нескольких других крупных акционерных обществ, был вчера утром застрелен при выходе из своей квартиры. Предполагаемому убийце (или убийцам) удалось беспрепятственно скрыться. На месте преступления обнаружен пистолет иностранного производства. Расследование ведут сотрудники регионального управления МВД. По предварительным данным, убийство гражданина А. Г Коротеева связано с его коммерческой деятельностью.

Он удовлетворенно кивнул и отодвинул газету.

— Кто будет вместо него?

— Ломейкин, — сразу же ответил Касим.

— Отлично. Надеюсь, следов никаких?

— Следов не осталось, — выдержав паузу, твердо сказал Касим.

Далее он просмотрел последнюю контрольную сводку. Сведения по движению основных капиталов стекались в офис практически непрерывно, также непрерывно они суммировались — для этих целей существовали две сменные группы — и три раза в день подавались ему в виде особой таблицы. Сегодняшние данные свидетельствовали о первых «подземных толчках». Заколебалась, причем весьма ощутимо, Токийская биржа, и, вероятно, это было следствием его позавчерашней встречи в пригороде Гонконга, возникла легкая паника на биржах Нью-Йорка и Лондона — индексы ценных бумаг понизились там сразу на несколько пунктов, дрогнули даже консервативные биржи стран Скандинавии — началась распродажа акций крупных промышленных предприятий, а что касается традиционно лабильных финансовых центров Малайзии и Латинской Америки, то буквально первые же известия о неустойчивости мировых евро-американских валют породили на них тайфуны, опустошившие до пределов как частные, так и государственные резервы. Теперь следовало ждать отдачи эха этого катаклизма по всему неустойчивому пространству мировых финансовых операций. Вопрос, вероятно, двух-трех недель, в крайнем случае — месяца.

Все это привело его в хорошее настроение. Жизненная энергия, накопленная в высоких сферах, неудержимо перетекала в Сибирь и Западную Европу. Оставалось лишь быстро сомкнуть в единую денежную агрегацию, и тогда прозрачные сферы астрала опять придут в равновесие. Ну, это как раз будет не самое трудное.

Он, минуя секретаря, набрал номер на трубке сотового телефона, не здороваясь и не называя себя, звонким голосом сказал в пустоту: «Я приехал», — подождал примерно минуту, пока иссякнет сдавленный панический шепоток на том конце связи, и, дождавшись, ответил все тем же командным, не допускающим возражений голосом:

— Не торопитесь, я вас очень прошу, с этими выводами. Все идет, как намечено, и, видимо, приведет к требуемым результатам. Сейчас самое важное — не делать лишних движений. Буду у вас минут через сорок. Тогда и поговорим.

После чего положил трубку на стол и мгновения три-четыре сидел, удерживая на лице странную, будто приклеенную улыбку.

Сердце у него стучало спокойно и ровно.

Голова была ясной, и он твердо знал, что ему сейчас нужно делать.

Пропуск у него был, как всегда, выписан к Вердигаеву, но у самого Вердигаева, он, конечно, задерживаться не стал: поздоровался с секретаршей, которая уже знала, что ему назначено, прошел в кабинет, где за обширным столом сидел человек, составленный как бы из двух кожистых надутых шаров — один побольше, представляющий собой раздутое тело, а другой поменьше, образующий голову с налепленными на нее раковинами ушей, снова сдержанно поздоровался, подождал, пока Вердигаев крикнет: «Леночка, меня полчаса ни для кого нет!., и через другую дверь, расположенную в противоположном конце кабинета, вышел в сумрачный коридорчик, где две тусклые лампочки в начале и в самом конце едва-едва очерчивали давно не ремонтировавшиеся пол, потолок и стены.

Отсюда он поднялся по лестнице на следующий этаж, где опять попал в коридорчик, являющий собой точную копию предыдущего, с теми же двумя тусклыми лампочками, еле тлеющими в полумраке, и, открыв еще одну дверь, очутился в комнате, залитой грязноватым солнечным светом.

Комната эта использовалась, вероятно, как подсобное помещение; по углам ее громоздились швабры, рейки, обрезки труб, перемотанные старой проволокой; стояло посередине перевернутое ведро, застеленное куском обоев, а на ведре, нахохлившись, точно больная птица, сидел человек в не соответствующем обстановке дорогом сером костюме. Темно-вишневый галстук, уходящий под белый жилет, запонки на манжетах, строгие лакированные ботинки.

Человек увидел вошедшего и торопливо поднялся. Коротко прошипела в банке с водой брошенная туда сигарета. Человек, впрочем, тут же достал из яркой пачки другую и, мгновенно блеснув зажигалкой, втянул и без того хилые щеки.