«Если», 2000 № 02 - [9]

Не меньше пяти сотен последователей Ангелицы усеивают шпили, сломанные верхушки деревьев, вывороченные куски дымоходов и карнизов. На многих нет никакой одежды, но головы у всех повязаны лентами с надписью на лбу. Повсюду дымятся и плюются искрами факелы. В самом центре толпы виден главный дворцовый трон: сидя на нем, Дрин открывал шествия и маскарады, приветствовал жрецов, торговцев, лицедеев. Сейчас трон озарен пылающими механизмами. На нем изящно восседает пленительная и устрашающая женщина, имя которой — Ангелица.

Нарьяна проводят сквозь расступающуюся толпу и ставят перед троном. Женщина манит его к себе, ее уста растянуты в торжествующей и одновременно испуганной улыбке. Нарьян чувствует, как его ужас смешивается с ее страхом.

— Как мне поступить с твоим городом теперь, когда я отняла его у тебя? — спрашивает она.

— Ты не закончила свой рассказ. — Все, что он собирался сказать, вылетело у него из головы, стоило им встретиться глазами. Он разоружен ее грубой, плохо сдерживаемой энергией, чувствует себя слабым, никчемным стариком, его тело отягощено годами, потерями, жиром. — Я бы хотел выслушать его до конца, — говорит он тихо и осторожно.

Он сомневается, что ей самой известен конец истории. Возможно, ее необузданная радость вызвана не торжеством, а ощущением неминуемой гибели. Может быть, она всерьез верит в пустоту и торопится в нее провалиться…

— Ты услышишь его от моих людей. Дрин прячется наверху, но ему осталось недолго.

Она указывает пальцем вверх. Нарьян видит летающую платформу, содрогающуюся, как живая, в попытках сориентироваться в гравитационном поле и превратиться в ракету, способную достичь резиденции. Края резиденции обколоты, словно ее трепали зубами, к ней на глазах тянутся быстрорастущие деревья, беспрерывно поливаемые восставшими.

— Я придумала, как преодолеть антигравитационную защиту платформ, — хвастается Ангелица. — Они реагируют на поле, генерирующее гравитацию для этого искусственного мира. Запас инерции поля сообщает им высокую кинетическую энергию, поэтому они становятся высокоэффективными ракетами. Мы разнесем эту летающую крепость на куски или доберемся до нее по быстрорастущим деревьям и возьмем остатки штурмом. Впрочем, я ожидаю, что крепость скоро сдастся сама.

— Дрин не правит этим городом, — напоминает Нарьян и мысленно добавляет: «И ты тоже». Говорить это вслух он считает небезопасным.

— Да, он перестал быть правителем, — соглашается женщина.

Нарьян осмеливается подойти ближе, чтобы спросить:

— Что ты там узнала, что тебя так возмутило?

Ангелица снисходительно усмехается.

— Вы либо забыли, либо никогда не знали, что ярость — это и двигатель эволюции, и ее конечная, цель. — Она берет у восторженного последователя кубок с вином, выпивает его до дна и отбрасывает в сторону. Она излучает энергию, которая уже не принадлежит ей. — Мы очень долго пребывали в пути. Но не были мертвыми, даже не спали. Мы были всего лишь потенциалом. Корабль мчался так быстро, что наматывал на себя время, но и в его замедленном исчислении полет занял не одно тысячелетие. В конце этого нескончаемого пути мы не проснулись, а родились. Вернее, родились другие, похожие на нас, хотя у меня остались воспоминания, словно я пережила все это сама. Тогда они и поняли, что Вселенная создана не для удобства людей. Они оказались в уничтоженной, мертвой галактике.

Она стискивает Нарьяну руку, говорит тихо и убедительно, заглядывая ему в глаза.

— Миллиард лет назад галактика, соседствовавшая с нашей, столкнулась с другой, гораздо меньшего размера. В результате столкновения звезды, принадлежавшие обеим галактикам, разлетелись в разные стороны, потом образовали большое кольцо. Остальные собрались воедино, но все это было уже космическим мусором, не считая прежних плотных образований, переживших катастрофу благодаря своей мощной гравитации. Мы так и не нашли обитаемых миров. Во мне сидит память о планете, разорванной пополам колоссальной приливной силой, с такой эксцентрической орбитой, что в самой дальней точке ее сковывал холод, как на Плутоне, а в самой ближней — обдавало жаром, как на Меркурии. И о другом мире, состоящем из метана, холодном и темном, как сама Вселенная, и скитающемся среди звезд… По космосу носятся миллионы подобных миров. Я помню небесное тело, разбитое на тысячи осколков, которые разбросаны по орбите без малейшей надежды на воссоединение. И таких миров тоже миллионы. Помню и вывернутые наизнанку газовые гиганты — космические смерчи, и планеты, опаленные взрывами своих звезд, обугленные, как головешки. Жизни нет нигде.

Знаете ли вы, сколько галактик прошло через такие столкновения? Едва ли не все. С точки зрения статистики, жизнь — извращение. Похоже, только у звезд нашей галактики остались планеты, иначе в других уголках бескрайней Вселенной обязательно появились бы иные цивилизации. Почти не подлежит сомнению, что мы совершенно одиноки и вольны сделать с собой все, что нам заблагорассудится. Нам незачем прятаться, как это сделали ваши Хранители. Наоборот, надо развернуться, и наподдать Вселенной с помощью тех средств, которые позволили Хранителям просто скрыться из виду.