«Если», 1999 № 07 - [92]

— Большинство мужчин в этом времени относится к женщинам, как к детям, — пояснила Мишель, — но как я могу сблизиться даже с теми, кто считает иначе? Мне слишком многое необходимо скрывать. Но ты уже знаешь мой секрет и тоже устремлен в будущее. А это чертовски привлекательное сочетание. — Она вновь прильнула к нему.

Однако подобная прямота скорее оттолкнула его, чем возбудила; он привык играть в такие игры иначе.

— Не так быстро, — сказал он, разжимая объятия.

— Значит, сегодня тебя привело ко мне чисто интеллектуальное любопытство? — поинтересовалась она с жалящим сарказмом. — Тогда так и скажи, только сперва вытри помаду.

— Так я сказать не могу, — признался он, все еще ощущая на губах вкус ее помады и с горечью понимая, что ему предстоит пожалеть о том, что случится дальше. В любом варианте.

Армейский приятель как-то сказал ему: «Труднее всего на свете отказаться от того, что само идет тебе в руки».

«А откуда ты знаешь? — спросил он. — Неужели отказывался?»

«Кто, я? Черта с два… и разве это не доказывает мою правоту?»

Уж приятель-то на его месте не сомневался бы и секунды.

Однако его приятель не потратил всю свою взрослую жизнь, строя отношения с единственной женщиной. И Пит, хотя для этого потребовалась вся его воля, шагнул к двери кабинета Мишель.

— Ты бежишь и никогда не узнаешь, что потерял, — бросила она ему вслед.

Обещание едва не заставило его остановиться. Судя по всему увиденному, нравы в ее время стали куда свободнее, чем сейчас. Есть вещи, которые он никогда не осмеливался предложить Кэтрин… Но почему же Мишель Гордиан решила жить именно в 1953 году, если не из-за достоинств этой эпохи, какими бы они ни были?

— Зато я знаю, что имею, — негромко ответил он и шагнул в темноту.

Перевел с английского Андрей НОВИКОВ

Видеодром

Адепты жанра

Андрей Щербак-Жуков Оппонент Эйзенштейна

В этом году исполняется 100 лет со дня рождения Льва Владимировича КУЛЕШОВА, одного из создателей кинематографа и автора первого научно-фантастического фильма послереволюционного периода.

До революции в России функционировала развитая система кинопроизводства. Снималось много фильмов самых разных жанров и направлений. Научной фантастики не наблюдалось, но была масса картин с мистическими сюжетами. Например, фильм Якова Протазанова «Сатана ликующий» вполне может считаться родоначальником и ярким образцом жанра «хоррор». Фильмы снимались быстро, впопыхах; фактически это были еще не фильмы, а заснятые на кинопленку спектакли. Снимали в основном с одной точки, изредка использовали крупные планы — уникальная специфика кино еще не была открыта. В этой обстановке и начинал свой творческий путь Лев Кулешов. Художник по образованию, тогда он работал мастером по декорациям.

Революция и гражданская война разрушили русскую кинематографию. Большинство актеров, режиссеров и промышленников эмигрировали, с тем или иным успехом влившись в системы кинопроизводства Европы и Голливуда. Для восстановления российской киноиндустрии мало было ленинского декрета с его крылатой фразой: «Из всех искусств главнейшим для нас является кино». В стране катастрофически не хватало пленки и съемочной техники; все, что было, отдавали хроникерам — новая власть спешила зафиксировать свою историю.

В 1919 году в Москве была организована Государственная киношкола. Впоследствии, сменив несколько названий, она стала знаменитым ВГИКом. В том же году в Киношколу пришел Лев Кулешов. Он собрал вокруг себя молодых людей, не выдержавших конкурс на актерский факультет. Начались репетиции, и в итоге была создана группа, вошедшая во все учебники по истории кино как «коллектив Кулешова». Его членами стали такие впоследствии известные киноактеры и режиссеры, как Александра Хохлова, Всеволод Пудовкин, Борис Барнет, Леонид Оболенский и другие.

Пленки для собственных съемок не было, поэтому Лев Кулешов экспериментировал с обрывками старых фильмов. Будущий режиссер совмещал крупный план «звезды» русского дореволюционного кино Ивана Мозжухина с другими кадрами. Изначально выражение лица актера было нейтральным, но в таком соседстве оно неожиданно приобрело явные эмоциональные оттенки: скорбь, желание и т. д. Этот прием вошел во все учебники мира по теории кино. То был монтаж — основное выразительное средство кинематографа. Одновременно с Кулешовым подобный прием применил в США режиссер Дэвид Гриффит. Эти открытия определили развитие кинематографа на многие годы; эти два имени оказались рядом в его истории.

Когда «коллективу Кулешова» удалось раздобыть пленку, эксперименты были продолжены. Этюд назывался «Творимая земная поверхность». Актеров засняли в разных местах Москвы, а потом смонтировали так, что казалось, будто они едут навстречу друг другу. В довершении всего к собственным съемкам были подклеены кадры американского Капитолия. «Смонтировав все перечисленные куски, — вспоминают Л. Кулешов и А. Хохлова, — мы на экране получили следующее: „Мюр и Мерилиз“ стоит на набережной Москвы-реки, между ними Гоголевский бульвар и памятник Гоголю, а напротив памятника Гоголю — Капитолий».

Второй этюд назывался «Творимый человек». Здесь экспериментаторам, «снимая крупно — спину одной женщины, глаза другой, рот опять другой женщины, ноги третьей и т. д., удалось смонтировать реально несуществующую женщину». Это не просто первые серьезные опыты в области спецэффектов, это непосредственный подход к фантастическому кино. Невольно вспоминается, что именно так создавал своего знаменитого монстра доктор Франкенштейн, герой романа Мэри Шелли…