«Если», 1999 № 07 - [91]

Он удивился, когда Мишель замялась.

— Не знаю, стоит ли, — сказала она. — Это лишь рок-н-ролл, но мне нравится.

— Это лишь — что?

— Неважно.

— Все нормально, — заверил он. — Конечно, я люблю Баха и Вивальди, но могу послушать и Перри Комо.

Мишель почему-то смутилась еще больше.

— Это не похоже на Перри Комо.

— Значит, Робин Тровер — певица вроде Розмари Клуни? Вот и хорошо.

— Он англичанин, и играет на электрогитаре, — пояснила Мишель.

— О, вот как. — Если она думала, что это его отпугнет, то ошиблась. Идея брака футуристической технологии с музыкой лишь еще больше заинтриговала Пита. — Интересно.

Убедившись в его решимости, она сдалась и подняла руки. Надела ему наушники с прокладками из красной губчатой резины, более легкие и удобные по сравнению с теми, которыми пользовались радисты во время войны.

— Можешь начать с первой стороны, — сказала она, переворачивая пластинку. Пит заметил, что она гибкая, и предположил, что к тому же небьющаяся, сразу пожалев, что некоторые из его твердых дисков такими не были.

Затем игла — встроенная в более хитроумную по сравнению с нынешними фонографами головку — опустилась на звуковую дорожку. После легкого начального шипения громыхнули барабаны. Он едва успел осознать потрясающую чистоту звука, как его заставил подскочить ревущий вой гитары. Тут же все перемешалось — гитара, ударные и певец, атакующий песню со рвением человека, гоняющегося с топором за змеей.

Мишель слушала запись на очень большой громкости, и Питу показалось, будто он слышит запись прогреваемого двигателя, да еще в стереофонии (новинка, которую ему доводилось слышать лишь в крупных кинотеатрах).

— Это совсем не похоже на Перри Комо, — сказал он, едва расслышав собственные слова.

Он увидел, как шевелятся губы Мишель, но, разумеется, ничего не разобрал.

После ошеломляющего начала он едва не сорвал наушники, но вскоре понял, что этот Робин Тровер прекрасно знает, что делает, и мастерски управляется со своим инструментом. Музыка оказалась настолько странной, что Пит не смог бы сказать, нравится ли она ему или нет, зато он смог оценить талант музыканта.

Первая песня — он прочел на обложке ее название: «Пылающая любовь» — завершилась яростной и страстной концовкой. Во время короткой паузы между записями Мишель сказала:

— Следующая поспокойнее.

— Господи, надеюсь, что так. — Он снял наушники. — Для меня, кажется, крепковато.

— Уж если у вас такой проигрыватель, то на что способен телевизор?

Пожав плечами, Мишель включила его. Изображение появилось на экране гораздо быстрее, чем в знакомых Питу моделях, и было очень четким, но разница заключалась скорее в деталях, чем в качестве. Наверное, Мишель заметила его разочарование и пояснила:

— Не забывайте, что он показывает лишь тот сигнал, который получает. Однако… — Она подошла к столу и вытащила из ящика пластиковую коробку размером с книгу. — Видеокассета, — сказала она, вставляя ее в подключенный к телевизору аппарат.

— Магнитная запись? — уточнил Пит и после ее удивленного кивка с умным видом добавил: — О ней писали в «Тайм» месяц назад.

— Гм, это отучит меня пускать пыль в глаза Но должна сказать, что это тоже старая запись. Я ее смотрела миллион раз, но не откажусь посмотреть еще разок.

Пит не ответил, потому что не отрывал взгляда от букв, проползающих на усеянном звездами фоне: «Давным-давно, в далекой-далекой галактике…» Его взволновал не сам текст вступления к фильму, а то, что буквы светились золотом. Разговоры о цветном телевидении велись уже много лет, но одно дело их слышать, а совсем другое — неожиданно увидеть такое собственными глазами.

Мишель поставила свое рабочее кресло рядом с его стулом, и Питу сразу почудилось, будто ему семнадцать и он сидит с подружкой в кино. Головокружительная стремительность «космической оперы» лишь усилила это впечатление; она напомнила ему фильм, смонтированный из сюжетов телесериала, размазанного на несколько месяцев.

Примерно в середине фильма он вдруг воскликнул:

— Господи, да это же Алек Гиннесс! — Снежно-белая борода актера стала для него еще более четким подтверждением неумолимого хода времени, чем калькулятор; Пит задумался о том, что сделают годы с ним самим.

— Ну, что скажете? — спросила Мишель, когда фильм кончился.

— В Голливуде это, кажется, называется «колоссально». И цвета, и комбинированные съемки… невероятно! Даже не хочется говорить о слабости сюжета.

— У вас есть вкус, — вздохнула она. — Но мне фильм так нравится, что не хочется признавать вашу правоту.

Пит взглянул на часы.

— Уже почти час ночи, — изумился он. — Мне пора в мотель. — Он встал и потянулся. — Спасибо за воистину чудесный вечер.

Эта фраза сделала прошедшие часы еще более похожими на свидание. Пит машинально обнял Мишель и поцеловал на прощание.

И получил в ответ больше, чем ожидал. Она прижалась к нему, и он ощутил мягкую упругость ее груди. А от ее поцелуя — вместо дружеского чмоканья в щеку, — у него шумело в голове, когда они оторвались друг от друга, чтобы отдышаться.

Мишель чуть отстранилась.

— Думаю, самое трудное в моей жизни здесь — это отношения, — сказала она.

— Чт-то? — пробормотал он, все еще ошеломленный податливой теплотой ее тела под ладонями… но не настолько, чтобы не ответить, цинично отметила некая часть его сознания.