«Если», 1998 № 03 - [89]

Повешение. Или четвертование.

Один толкач пронесся сквозь паутину мачт и снастей: будь у линкора паруса подняты — точно бы вспыхнули. А так пронесся над бортом, воткнулся в воду и сгинул.

Но второй толкач, оставляя за собой полосу огня и дыма, ударил в палубу, рядом с большой оружейной башней, откуда шла беспрерывная пальба. Вспыхнуло пламя, повалил дым. Конечно, урона серьезного горючая смесь из расколовшегося толкача не нанесла, это же не боевая ракета. Но палубу затянуло дымом.

А это было хорошо, потому что нам все равно лететь над кораблем, и там никто пуль жалеть не станет…

Для неба придумал Бог синий цвет,

Но тут он промашку дал.

Багровым и черным затмило рассвет,

Когда мой планёр взлетал…

Хелен пела не очень-то музыкально, но зато от души, громко. Но тут Луиза издала тонкий визг, и летунья осеклась. Видимо, поняла, что монахиня способна вцепиться ей в волосы, и это никак не будет способствовать полету.

— Ильмар! Маркус очнулся?

Я посмотрел вниз, встретился глазами с мальчишкой.

— Я в порядке, — сипло подтвердил Маркус.

— На линкоре выдвигают катапульты. Хотят запустить свои планёры. Это конец. Или собьют, или проследят, куда летим.

Хелен сейчас изъяснялясь фразами, короткими будто удар кнута. Я понимал — ею овладело боевое безумие, она близка к состоянию берсерка. Еще миг — закусит конец рулевого рычага и кинет планёр на корабль…

— Надо помешать. Бомб у нас нет. Слышишь?

— Да, — Маркус привстал, и от этого движения планёр качнуло. — Что я могу? — на самое ухо крикнул он Хелен.

— У тебя на Слове тонны три стекла и железа!

Маркус посмотрел на меня круглыми глазами. Я, честно говоря, тоже решил, что летунья с ума сковырнулась.

— Пройдем над палубой. Низко. Крикну, когда сбрасывать.

— Я же в кабине! Я не могу сейчас Слово говорить!

— Высунься! Выпрыгни! Что хочешь делай, но палубу накрой!

Планёр клюнул носом и начал снижаться.

Я понимал, что Хелен права. Погонятся за нами другие планёры — все. Пусть даже не собьют с небес — летунья не зря говорила, что бой в воздухе почти невозможен, но увидят, где мы опустились, поднимут тревогу…

Вот только как сбросить чудовищный груз, принятый Маркусом на Слово? Что рукой взял, то в руке и появляется. Разрежет наш планёр пополам стеклянная стена, вот и все дело.

— Быстрее! — не оборачиваясь, велела Хелен. — У вас две минуты!

Я задергал головой. Так, выбить стекло или прорвать обшивку… нам ведь не привыкать, точно, Маркус? А что дальше? Пусть даже высунет пацан руки, ухитрится Слово произнести — возникшая из Холода стена сломает крылья. Но под кабиной ничего нет!

Выхватив нож, я дернул Маркуса на себя, тот кое-как втиснулся на сиденье. Нагнувшись, я принялся рубить рейки под ногами.

— Сломаешь опорный киль или лонжероны — вмиг рухнем! — сообщила Хелен, даже не оглядываясь. По звукам все поняла.

Знать бы еще, где эти кили и лонжероны… Сплошные планки и бамбуковые трубки, порой какие-то тросики попадаются… их лучше не трогать.

Наконец лопнул последний слой ткани, и под ногами у меня засвистела дыра. Узенькая, но Маркус вроде должен протиснуться. И планёр пока не рассыпался, значит, угадал я.

— Лезь, — коротко, будто от Хелен заразился, велел я.

Мальчишка в ужасе смотрел вниз. Метрах в ста под нами бежали волны, видно было даже желтое песчаное дно. Мелко здесь, не зря линкор к берегу не подошел.

— Давай! Головой вниз! Я держу! Когда надо будет бросать…

А как подать знак? От ветра даже в кабине кричать приходится, а когда Маркус высунется, так вообще ничего не услышит.

— Я тебя ущипну, — порадовал я Маркуса. — Первый раз — приготовиться, второй — произносить Слово!

Мальчишка смотрел на меня, не в силах вымолвить ни звука. Я его понимал. Я сам бы в эту дыру не полез. Болтаться вниз головой, на такой высоте, в мчащемся планёре, и при этом еще Слово произнести.

Точно, Хелен ума лишилась. И я с ней за компанию, видно.

— Марк! — я схватил его за плечи. — Я удержу! Не бойся!

В глазах у него ужас — но уже вперемешку с обреченностью. Маркус скрючился и полез головой в дыру. Я схватил его за ноги — мешало дурацкое одеяние. Не думали святые братья-интенданты, что в этих Платьях придется кому-то из летящего планёра высовываться…

Я ухватил Маркуса под коленки и, чувствуя, что он в любой миг может забиться в истерике, впихнул головой в отверстие.

Едва Маркус оказался в дыре по пояс, как отчаянно задергался. Может, ему там было холодно, но скорее — просто страшно. Платье сползло, колоколом накрыв пол и прореху, наружу торчали лишь голые ноги и тощий зад в кружевных панталонах. Надо же, какое белье монашки носят!

— Маркус готов, — сообщил я.

— Может, так его и оставить? — неожиданно сказала Хелен. — Не задувает, и вроде даже устойчивость повысилась… дураки ученые, не додумались на планёр нижний киль поставить…

Я не смотрел, что происходит вокруг. Чувствовал, что снижаемся, слышал, что толкачи еще работают, а все остальные силы занимал Маркус. От страха он вспотел, и держать его стало труднее.

— Внимание, захожу на цель!

Понимала ли сейчас Хелен, кто сидит в планёре, какой груз мы готовимся скинуть, кто под нами? Не знаю. Может быть, для нее слились воедино воспоминания и реальность, война с гайдуками и побег из Миракулюса… И не гордость державы, линкор «Сын Грома», она под собой видит, а вражеский караван, и не мне, вору, приказы отдает, а своему товарищу-летуну, бомбометанием занятому…