«Если», 1995 № 03 - [49]

— Ну ладно, Фред. Кажется, пришло время поговорить, — сказал он.

Звездный танец…

Я лежал на земле и ничего не понимал: я был избит, оглушен, наполнен болью и думал о том, что профессор Мерими оказался очень близок к неподвижному, холодному центру всего сущего, где обитают определения. Абсурд — мертвец протягивает мне руку помощи.

Я лежал и беззвучно ругал себя, вспоминая свои действия, пока краем глаза не заметил, как по моей южной границе двигается маленькое, темное, пушистое существо. Оно остановилось, посмотрело на меня и снова устремилось вперед. Я ни секунды не сомневался, что это какой-то хищник. Звать на помощь не было никакого смысла. Так что я попытался развить в себе стоицизм, одновременно стараясь получше рассмотреть зверя. Он дотронулся до моей правой ноги, и я конвульсивно дернулся, хотя и не почувствовал никакой боли. Прошло некоторое время, и зверь перебрался к левому боку.

Это был небольшой сумчатый зверек, довольно глупый на вид, в котором я узнал вомбата, — безобидного, любопытного и совершенно не собирающегося употреблять в пищу мои конечности. Я вздохнул и немного расслабился. Он мог нюхать меня, сколько ему заблагорассудится. Когда вы собираетесь умирать, даже вомбат покажется вам приятной компанией. Я вспомнил, как здоровенный подонок, не обращая внимания на своего лежащего на земле приятеля, заломил мне руку и, усевшись на меня верхом, спросил:

— Где камень?

— Камень? — произнес я с вопросительной интонацией.

Давление на мою руку усилилось.

— Камень Байлера, — сказал он. — Ты знаешь, о чем я говорю.

— Знаю! — согласился я. — Только не надо ломать мою руку, ладно? Я все тебе расскажу.

— Давай, — отозвался здоровяк, чуть-чуть ослабив хватку.

Тогда я рассказал ему все, что мне было известно о нашем пресс-папье и о том, как оно к нам попало. Я доложил ему все, что знал об этой проклятой штуке.

Как я и опасался, он не поверил ни единому слову. Более того, его партнер оклемался, пока я говорил. Он тоже пришел к выводу, что я лгу, и с видимым удовольствием проголосовал за продолжение допроса.

Чем они и занялись незамедлительно и с большим энтузиазмом, а когда прошло несколько весьма запоминающихся красных, электрических, минут, высокий сказал тяжелому:

— Очень похоже на то, что нам рассказывал Байлер.

— Точнее, на то, что Байлер говорил со слов этого типа, — поправил его другой.

— Если вы уже встречались с Полом, — вмешался я, — то вряд ли я смогу сообщить вам что-нибудь новое. Как мне показалось, Пол Байлер имел некоторое представление о том, что происходит, — чего не могу сказать о себе, — а я доложил ему все, что мне было известно о камне: то же самое я только что рассказал вам.

— О да, мы поговорили с Полом Байлером, — доверительно сообщил высокий.

— Однако тогда мы не были уверены, являются ли его слова правдой, — со вздохом проворчал толстяк.

— Как, впрочем, и сейчас. Я думаю, камень спрятан где-нибудь поблизости и ты только и ждешь подходящего случая, чтобы вернуть его. Так что ты нам все выложишь, приятель. Можешь сделать это сразу или после некоторых мучений. Выбирай.

— Я уже говорил вам…

— Ты сделал выбор, — заявил он.

Последовавший за этими словами промежуток времени не принес удовлетворения ни одной из заинтересованных сторон. Мои мучители не получили ничего из того, на что рассчитывали, — впрочем, я тоже.

Так прошел день. Позднее они решили, что ночь, проведенная на ветру под звездами среди песка, просто необходима для моего быстрейшего обращения в изюм. Достав из аэробиля спальные мешки, мои гости плотно поужинали и стали устраиваться на ночь.

Не знаю, как долго я был без сознания. Со стороны лагеря не доносилось никаких звуков, и там было совсем темно. Вомбат отполз вправо и устроился там, издавая негромкие ритмичные звуки. Он слегка касался моей руки, и я чувствовал, как он двигается и дышит.

Мне до сих пор не были известны имена моих обидчиков, к тому же мне не удалось узнать ни одного нового факта по поводу звездного камня. Правда, особого значения это не имело, разве что в академическом смысле. Во всяком случае на данном этапе звездный камень меня не очень занимал. Я не сомневался, что жить мне осталось совсем недолго. Ночь оказалась холодной, зубы у меня стучали не переставая, и, если со мной не покончит холод, это сделают мои мучители.

Неожиданно вомбат прыгнул мне на грудь. Я открыл рот, чтобы завопить, но зверек заткнул мне лапой рот. Я схватил его за шею и сжал изо всех сил — и только тут я сообразил, что моя левая рука свободна.

Зверек отбивался от меня всеми четырьмя конечностями, но внезапно прекратил сопротивление и прохрипел:

— Вы усложняете мою задачу, мистер Кассиди. Немедленно отпустите меня и не шевелитесь.

Так, значит, у меня уже начался бред. Впрочем, даже в бреду я, казалось, стремился к достижению определенных удобств, поэтому отпустил вомбата и попытался кивнуть. Он тут же убрал лапу с моих губ.

— Отлично, — сообщил мне вомбат. — Ваши ноги уже свободны. Мне нужно только развязать правую руку.

Интересно, какой из моих неврозов вылился в такую странную галлюцинацию. Впрочем, мой доктор утверждает, что неврозы — это такая хитрая заковыристая штука, к которой нужно относиться с уважением, особенно когда речь идет об их стремлении оставаться в тени.