«Если», 1994 № 05-06 - [124]

— Под замком расположены в ряд четыре креста. Первый слева поворачиваем на четверть вправо, второй — на четверть влево, то же самое с четвертым, а к третьему не притрагиваемся.

— Точно, — подтвердил Бо.

Тишина, что установилась следом, доконала меня. Должно быть, есть предел всему, даже страху. Набрав в грудь воздуха, я крикнула:

— Сидди, пускай я последняя идиотка, но скажи мне, что такое Питерхаус?

— Старейший колледж Кембриджа, — ответил он холодно.

Покорители невозможного

«Вам знакомы пути бесконечных вселенных, где возможно все? Да, все возможно и все бывает. Буквально все».

Роберт Хайнлайн

Какой-нибудь час спустя я лежала на самой дальней от пианино кушетке, сонно поглядывая по сторонам и попивая слабый коктейль. Мы направлялись в Египет, чтобы принять участие в битве под Александрией.

Сид разложил все по полочкам, и вот что у него получилось.

Мы наломали немало дров — с инвертированием и со всем прочим, поэтому трепать языками о том, что с нами было, не след.

Эрих включил взрывной механизм, Брюс подбивал нас на бунт, Док пил горькую — словом, всем нам было, что скрывать. Так, Каби с Марком ни за что не проболтаются. Мод будет нема, как рыба, да и Эрих тоже, разрази его гром. Илли… тут я засомневалась. Впрочем, в любой бочке меда найдется ложка дегтя.

Сид скромно умолчал о собственных заслугах, но как командир он отвечал за все, а поэтому, случись что, ему не позавидуешь.

Вспомнив о проделке Сида, я попыталась представить себе настоящего Скорпиона. Выходя из Операционной, я отчетливо видела его перед собой, но теперь никак не могла собраться с мыслями.

Но смешнее всего то, что никто мне не поверил! Сид так и не дал мне объяснить, как я отыскала Компенсатор. Лили призналась, что пропустила его через проникатель, но говорила она с таким равнодушием в голосе, что даже мне захотелось крикнуть ей: «Все ты врешь, голубушка!» Выяснилось, между прочим, что перчатку она сначала вывернула наизнанку, а затем бросила ее в проникатель и включила его на полную мощность, чтобы швы оказались внутри.

Я попробовала растормошить Дока, чтобы тот подтвердил мой рассказ, но он заявил, что был в отключке и совершенно ничего не помнит, хотя Мод дважды принималась его просвещать на этот счет. Видно, должно пройти какое-то время, чтобы во мне разглядели гениального сыщика.

…Компания у пианино делалась все оживленнее. Лили, которая танцевала на черной лаковой крышке, спрыгнула вниз, в распростертые объятия Сида и Севенси. Она была пьяна, и коротенькое серое платьице шло ей сейчас, как помочи великовозрастному дылде. Она старалась никого не обидеть и прижималась то к Сиду, то к Эриху, то к сатиру. Бо с ухарской ухмылкой барабанил по клавишам. Играл он то, что заказала ему Лили.

Я была рада, что меня не трогают. Кто сравнится с опытной, начисто утратившей иллюзии семнадцатилетней девчонкой, которая впервые позволила себе повеселиться от души?

Радуясь своему одиночеству, я наблюдала за остальными. Брюс медленно, но верно напивался. Сид подошел к нему, спросил о чем-то, а Брюс процитировал ему Руперта Брука, те самые чувствительные строчки: «Лишь только в Англии найдут сердца отважные приют. А Кембриджшир приветит всех, кого мечта не вводит в грех». Я вспомнила, что Брук тоже погиб молодым в Первую Мировую. Брюс пил, а Лили время от времени поглядывала на него, замирала — и разражалась смехом.

Брюс, Лили и Эрих… Я пораскинула мозгами. Лили требовала себе гнездышко и не желала ничего слушать, а теперь она развлекается танцульками. В Брюсе я, похоже, ошибалась: ни собственное гнездышко, ни Лили не значат для него столько, сколько Переменчивый Мир с его умопомрачительными выкрутасами. Семена, о которых рассуждала Лили, его не прельстили. Однажды он, вполне возможно, и решится на открытый бунт, но, по-моему, он из тех, чьи руки не поспевают за языком.

Их увлечение друг другом вряд ли быстро сойдет на нет. Неважно, что сейчас они разбежались. Любовь, конечно, по боку, но на ней свет клином не сошелся; если они встретятся когда-нибудь потом, им найдется, о чем поговорить.

Эрих может гордиться своим камарадом, у которого достало мужества и сообразительности обезвредить бомбу. Да, они один другого стоят. Эрих не задумался поставить нас перед выбором: Компенсатор или атомная духовка. Таких, как он, ничем не пробьешь.

Знаете, откуда у меня синяк под глазом? Я подошла к Эриху со спины и сказала: «Ну что, как поживает мой комендант? Забыл про своих Kinder, Kirche и Kuche?» Он обернулся ко мне, и я провела ногтями ему по щеке.

Мод хотела поставить мне электронную пиявку, но я предпочла старый носовой платок и ледяную воду. Так что Эрих обзавелся царапинами — правда, Брюсова глубже, зато у Эриха четыре, а у Брюса одна. Может, в них угодила какая-нибудь зараза; ведь я не мыла рук с тех пор, как начались поиски Компенсатора.

Что-то вновь скользнуло по моей ладони. Илли распушил усики на конце щупальца, и они растопырились этаким симпатичным кустиком. Я убрала было ладонь, но поняла, что лунянину одиноко и решила: пускай щекочет, если ему от того легче.

И тут я услышала:

— Тебе грустно, Гретхен? — спросил Илли. — Ты не понимаешь, что происходит с нами? Ты боишься, что ты не более чем тень, которая сражается с другими тенями и развлекает теней в промежутках между боями? Тебе давно пора усвоить, что на деле все обстоит иначе, что идет не война, а эволюция.