«Если», 1993 № 04 - [30]

— Знаю, — сказал Эндрю, — и это меня огорчает. Когда-то вы сказали, что перестанете оказывать мне поддержку, если случится то, что произошло. Но почему вы этого не сделали?

— Ты ведь знаешь, можно изменить свое решение. Так получилось, что отказ от тебя стал бы для меня еще более дорогой ценой. И вообще я была членом легислатуры целую четверть века. С меня хватит.

— И мы никак не сможем переломить их отношение, Чи?

— Мы привлекли на свою сторону всех, кто был способен прислушаться. Но противников — большинство.

— Если все упирается в вопрос о мозге, — осторожно произнес Эндрю, — то не стоит ли поднять дискуссию на уровень «клетка против позитрона»? Не следует ли нам сказать, что мозг — это нечто, любое нечто, способное к определенной функции, то есть мышлению.

— Ничего не получится, — сказала Ли-Хсинг. — Твой мозг изготовлен людьми, а человеческий — нет. Твой мозг сконструирован, а их — результат эволюции. Для любого человека, заинтересованного в сохранении барьера между им и роботом, эти различия равны стальной стене в милю толщиной и в милю высотой.

— Если бы мы только могли добраться до источника их антипатии — до самой главной причины…

— Прожив столько лет, — грустно произнесла Ли- Хсинг, — ты все еще пытаешься понять человека. Бедный Эндрю, не сердись, но тебя толкает на это сидящий внутри тебя робот.

— Не знаю, — отозвался Эндрю, — но если бы я смог заставить себя…

1 (продолжение)

Если бы он смог заставить себя…

Он давно знал, что готов к подобному решению, и в конце концов оказался у хирурга. Он отыскал такого, чьи руки были достаточно умелы, то есть хирурга- робота, потому что человеку здесь нельзя было доверять — как из-за его ограниченных возможностей, так и из-за нежелания сделать подобную операцию.

Робот не сделал бы такую операцию человеку, поэтому Эндрю, оттянув момент решения и задав несколько печальных вопросов, отражавших его внутреннее смятение, прорвался сквозь защиту первого закона.

И затем он сказал твердо, как научился за последние десятилетия говорить даже с людьми: я тебе сделать мне операцию.

После того как был снят барьер первого закона, столь твердо отданный приказ Эндрю, выглядевшего очень похожим на человека, активировал второй закон в достаточной степени, чтобы одержать победу.

21

Эндрю был уверен, что охватившая его слабость существует лишь в его воображении. Он уже оправился после операции. Тем не менее он прислонился к стене, попытавшись сделать это незаметно.

— Решающее голосование произойдет на этой неделе, Эндрю, — сказала Ли-Хсинг. — Откладывать его больше не в моих силах, и мы проиграем… Все кончится, Эндрю.

— Я благодарен тебе за поддержку, — сказал Эндрю. — За это время я сделал ход, который должен был сделать.

— Какой еще ход? — спросила Ли-Хсинг с явным беспокойством.

— Я не мог рассказать о нем тебе или людям из «Фейнголд и Чарни». Я был уверен, что меня остановят. Послушай, если весь спор вокруг мозга, то разве самое главное различие не заключено в бессмертии? Кого всерьез волнует, как мозг выглядит, как устроен или как он сформировался? Главное в том, что клетки мозга умирают, должны умирать. Даже если любой другой орган заменен, клетки мозга не могут быть заменены в точности такими же.

Мои позитронные схемы проработали почти два столетия без ощутимых изменений и способны проработать века. Разве фундаментальный барьер не в этом? Люди могут терпеть рядом с собой бессмертного робота, потому что им все равно, сколько лет просуществует машина. Но они не потерпят бессмертного человека, поскольку идея конца переносима лишь тогда, когда касается всех. И поэтому они не признают меня человеком.

— К чему ты клонишь, Эндрю? — спросила Ли- Хсинг.

— Этой проблемы больше нет. Десятилетия назад мой позитронный мозг был соединен с органическими нервами. Теперь же последняя операция изменила эти связи так, что потенциал моего мозга медленно начал снижаться.

Поначалу выражение морщинистого лица Ли-Хсинг не изменилось. Потом ее губы сжались.

— Ты хочешь сказать, что умрешь, Эндрю? Но ты не можешь. Это нарушение третьего закона.

— Нет, — возразил Эндрю. — Я выбирал между Смертью моего тела и смертью моих стремлений и желаний. Позволить моему телу жить за счет смерти моих идей — вот что нарушило бы третий закон.

Ли-Хсинг схватила его за руку, словно собираясь встряхнуть ее.

— Эндрю, все равно из этого ничего не выйдет. Переделай себя обратно.

— Нельзя. Нанесены слишком большие повреждения. Мне осталось прожить год или около того. Я дотяну до двухсотлетия. Я не смог отказать себе в этом.

— Но не такой же ценой! Эндрю, ты дурак.

— Если меня признают человеком, то я сделал это не зря. Если же нет, то смерть положит конец моим усилиям, а это тоже чего-то стоит.

И Ли-Хсинг сделала то, чему сама удивилась: она тихо заплакала.

22

Странно, но его последний поступок привлек внимание всего мира. Гораздо большее, чем вся его предыдущая жизнь. Жертва оказалась слишком велика, чтобы ее можно было отвергнуть.

Последняя церемония была, вполне умышленно, приурочена к двухсотлетнему юбилею.

Президент мира должен был подписать акт и сделать его законом, а церемонию собирались показать по глобальному телевидению и транслировать для штата Луна и даже для марсианской колонии.