«Если», 1992 № 02 - [50]

— Похоже на то. Это корабль пришельцев. Рядом с ним что-то лежит.

— Пойду взгляну.

Олхэм наблюдал, как Петерс спускается по холму.

— Тело, — крикнул Петерс. — Идите сюда! Олхэм спустился к кораблю.

На земле лежало нечто странное — скрученное и перевернутое. По форме это напоминало человеческое тело: но руки и ноги изгибались под невероятным углом. Рот был открыт; глаза пусто смотрели вверх.

— Похоже на сломанную машину, — пробормотал Петерс. Олхэм слабо улыбнулся.

— Теперь вы верите? — спросил он. Петерс взглянул на него.

— Мне трудно в это поверить. Но кажется, с самого начала вы говорили правду.

— Робот не нашел меня, — сказал Олхэм и, наконец, закурил. — Он был разрушен, когда случилась авария. Вы слишком заняты войной, чтобы поинтересоваться, почему внезапно загорелся дальний лес. Сейчас вы знаете причину.

Он наблюдал за ними, поминутно затягиваясь.

— Теперь вы обезвредите бомбу, — сказал Олхэм. Петерс нагнулся над телом:

— По-моему, я ее вижу.

В груди робота зияла рана, и в глубине что-то металлически поблескивало.

— Если бы робот сохранился, раньше или позже мы взлетели бы на воздух, — сказал Петерс.

— Оказывается, даже ваш аппарат способен давать сбои, — криво улыбнулся Олхэм. — Впрочем, бюрократия везде одинакова.

— По-видимому, мы ваши должники, — вынужден был согласиться Петерс. Олхэм потушил сигарету.

— Я, разумеется, знал, что робот меня не нашел. Но у меня не было возможности доказать это: вот в чем проблема. Можно ли логически обосновать, что ты — это ты?

— Как насчет отпуска? — поинтересовался Петерс. — Думаю, мы могли бы это устроить.

— В данный момент я больше всего на свете хочу добраться до дома, — ответил Олхэм.

— Отлично, — сказал Петерс. — Все, что угодно.

Нельсон продолжал изучать останки робота. Внезапно он протянул руку к металлическому предмету, который поблескивал в груди.

— Не трогай, — сказал Олхэм. — Бомба может взорваться. Пусть этим лучше займутся саперы. Но Нельсон уже ухватил металлический предмет и потянул его на себя.

— Что ты делаешь? — закричал Олхэм.

Нельсон выпрямился. Лицо его было искажено ужасом. В руке он держал металлический нож, которым пользуются Пришельцы. Нож был покрыт кровью.

— Этим его убили, — прошептал Нельсон. — Моего друга убили вот этим. — Он дико взглянул на Олхэма. — Ты убил его и оставил возле корабля.

Олхэм задрожал. Зубы его застучали. Он смотрел то на нож, то на тело.

— Это Олхэм? — проговорил он. Мысли его смешались. — Но если это Олхэм, значит я… Он не успел закончить фразу, как Саттон-Вуд взлетел на воздух.

Перевел с английского Михаил ШЕВЕЛЕВ

Тоска по Акакию Акакиевичу

Александр РУБЦОВ, политолог

Герой рассказа Филиппа Дика «Самозванец» уверен, что стал жертвой безжалостной логики военно-бюрократической машины. Но — как ни парадоксально это для нашего читателя — истина оказывается на сторона «аппарата». Впрочем, сам сюжет рассказа относится к разряду «тупиковых» (кстати, довольно популярному в западной фантастике), когда заданная ситуация в принципе не предполагает выхода. Гораздо печальнее то, что в подобной же интонации исполнена статья Александра Рубцова, посвященная будущему отечественной бюрократии.

В угаре «борьбы с отжившим» общество вдохновенно разваливает управленческий аппарат. В контексте прогноза сегодняшняя ситуация выглядит так: либо мы в очередном антибюрократическом раже в конечном итоге навесим на себя такую бюрократию, какой еще и не видывали, либо сейчас же начнем внимательно разбираться в том, как реально в обществе делается, «производится» тот порядок, во имя которого утомленные перестроечными празднествами массы завтра с похмелья проголосуют за любого из жириновских. Мне и самому эти пророчества уже давно надоели. Но лучше сейчас выглядеть занудой, чем завтра расхлебывать последствия нашей общей чисто литературной щепетильности. И может быть, вглядываясь в частности, можно будет обнаружить что-нибудь не столь уж и банальное.

ГЕНЕАЛОГИЯ АНТИБЮРОКРАТИЗМА

Для того, чтобы хоть сколько-нибудь надежно судить о будущем, нужен исторический разгон. С места можно прыгнуть куда угодно — но если разбег начат, то сектор попадания резко ограничивается. Поэтому и важно в прогностике «разбегаться вместе с историей».

С бюрократией в советские времена боролись всегда и одинаково безуспешно. Разные вожди с каким-то уж слишком подозрительным постоянством повторяли знаменитую ленинскую формулу, согласно которой бюрократизм клеймился как «злейший враг нашего общества». А вообще-то весь этот антибюрократический разгул начал еще Маркс. Сейчас его с азартом оплевывают на ходу перековавшиеся в антимарксистов всевозможные теоретики, выплескивающие из нашего идеологического корыта вместе с нечистой водой даже не ребенка, а вполне зрелого и чтимого во всем мире — но только не у нас — мужчину. Маркс был гениальным философом, и в философии он был не только основоположником, но отчасти поэтом, отчасти хулиганом. А потому на дух не выносил формализмы, вроде буржуазного права. А значит, терпеть не мог и бюрократию, и сам дух бюрократизма. Его идея состояла в том, чтобы создать общество, где отношения между людьми будут настолько прозрачны и чисты сами по себе, что отпадет необходимость в их формальном регулировании.