Эскапизм - [6]

Шрифт
Интервал

Маленький Петя залился смехом. Отец сперва остолбенел, а потом и сам стал хохотать. И потом весь счастливый, сияющий вечер Петя подходил к нему и, хихикая, говорил:

«Папка, папка! А как слепые–то фехтуют!»

* Виктория Абрамовна Иванова сильно маялась желудком. Дошло до обезвоживания, анорексии и видений. Ей казалось, что под ее кроватью притаился некий Белый Гладиатор, и — как только она закроет глаза — он выскочит, навалится на нее и начнет поедать с головы. Проходили дни, лучше ей не становилось, но когда–то — в редкие минуты просветления — она записала свое видео на вебкамеру и послала всем своим школьным подругам. На видео она попрощалась со всеми и, тихо плача, сообщила, что жить ей осталось недолго. Не обошлось и без глупостей: увлекшись скорой смертью и, таким образом, полной безнаказанностью — она лепетала о каком–то Вите и его сахарном пенисе (только она не сказала «пенис», а использовала иное словечко). Видимо, это было признание в безответной любви. Также было сказано что–то вроде: «…как классно было бы, чтобы все люди в мире…» и потом что–то сладенькое и несбыточное. То, что приходит с ожиданием конца. В общем, девица наговорила лишнего. На видео пришло много соболезнующих и восторженных сообщений. Умирающая стала центром позитивного внимания.

Но случилось неожиданное: Виктория Абрамовна Иванова выздоровела. Причем полностью и без каких либо чреватых будущему осложнений. Потолстела и зарумянилась. И ей было очень стыдно за видео. Когда она вспоминала о нем — ей совершенно не хотелось жить и выздоровление было даже в тягость. В школу, в свой десятый класс, она пока что не ходила. А когда пошла — то нарисовала себе под глазами круги и перед самым отходом съела тюбик ромашкового крема для рук и запила жидкостью для полоскания рта, чтобы ее в школе рвало. Ей было стыдно являться назад такой здоровой. Ее действительно мощно и с прихрипами выворачивало уже со второго урока, и она создала нужное впечатление полной доходяги, но это не помогло. Уховертки сомнений навечно поселились в ее золотистой голове. Весь десятый класс (и половину одиннадцатого) она чувствовала себя виноватой в том, что обнадежила подруг, пообещав умереть, но все–таки не умерла.

* Вадим Владимирович Алексюк работает на консервном заводе «Заря». Каждую секунду он сознает, что слишком умен для своих консервов и заслуживает чего–то большего. Но «большее» не появляется, и поэтому для равновесия он иногда, в свободное время, воровато пишет рассказы. Причем, наблюдается прямая пропорция: чем дольше Алексюк батрачит на своем заводе — тем смелее и отчаяннее становятся его новеллы. Недавно он написал рассказ с таким ужасным сюжетом (эта фантазия, надо сказать, появилась у него после армии): главного героя рассказа зовут Михаил, и он вкалывает на старом, заросшим бурьяном консервном заводе возле Москвы–реки. Завод носит гордое имя «Восход». Каждый день Михаил идет на работу по грязной тропинке возле речного берега (он живет в десяти минутах ходьбы от завода) и по пути ему обычно встречается не более, чем два–три человека. А иногда и никто не встречается. Естественно, и возвращается он таким же образом. Однажды осенью, Михаил как всегда заканчивает смену, заворачивает к «пекарному», покупает бутылку «Легенда Кремля» и бутылку Балтики № 9 и возвращается домой своим обычным путем, посасывая из Балтики. На середине тропинки (она в этот день особенно зыбучая), возле берега, он обнаруживает труп маленькой девочки. Совсем свежий и наполовину в воде. Голова ее отсутствует, а к полуголому (только маечка) телу прилип речной сор. Михаил начинает кашлять от волнения и страха. Потом он, словно во сне, озираясь по сторонам, нагибается к трупу, переворачивает его и, с выпрыгивающим из горла сердцем, глубоко засовывает указательный палец в холодный анус утопленницы. Подержав его там около пятнадцати секунд, он извлекает свой нашаливший палец, берет девочку за ногу и тащит ее через тропинку к кустам на другой стороне. Там он засыпает труп листьями и мелкими ветками, после чего торопливо идет домой, сознавая, что в скучной жизни его наконец–то случилось что–то настоящее. Теперь можно быть более толерантным и не так сильно гневаться на блевотину телевизионных реклам и не смотреть с такой стальной ненавистью на плотно стоящих в автобусе людей.

В течение одиннадцати дней по пути на работу Михаил повторял свой трюк с пальцем (на четвертый день он добавил ещё кое–какие действия) и потом снова засыпал разлагающийся труп листьями. На двенадцатый день он увидел милиционеров в кустах и огораживающую ленту, повернул назад и после этого всегда ходил на работу другим путем.

После того, как Алексюк написал этот рассказ, он начал бояться самого себя и, чтобы загладить вину, купил своей шестилетней дочери новую видеоприставку (пришлось сильно ужаться и поскандалить с женой). Нужно было искупить листья, осень, тропинку возле Москвы–реки и ощущение твердого, но податливого холода на указательном пальце. Рассказ он никому не показывал.

* Всеволод Владимирович Фабричный, отбывая свою смену в Битцевском парке помнит, что когда он проживал в Канаде, то на каком–то моменте вынужден был по состоянию здоровия и психики бросить работать и получал социальное пособие. Когда он в первый раз пришел в контору, дабы оформить нужные документы и уверить соцработников, что его дела «как сажа бела», он увидел, что контора набита раздраженными до предела людьми разного низкого сорта. Ожидая своей очереди и вдыхая запах гнилой капусты, перегара и травы — он долго всматривался в своих товарищей по несчастью. Он увидел:


Еще от автора Всеволод Фабричный
Самоед

"Повесть "Самоед", как понятно из названия — автобиографична. Герой, он же автор — 27-летний алкаш, в высшем мессианском смысле панк, богопомазанный люмпен, мизантроп, планетарный некрофил и т. п. В юности он переехал с родителями в Канаду, где не захотел продолжать обучение, а устроился работать грузчиком. Из-за хронической несовместимости с прочими человеческими особями, а так же по причине некислой любови к питию на одном месте работы он подолгу не задерживался и за десять лет поменял не один склад, разгрузил не одну сотню фур с товарами народного потребления, спрессовал не один десяток кубов одежды (когда работал сортировщиком в Армии Спасения), встретил множество людей, с некоторыми из которых работал в паре, выпил с ними и "сольно" не одну тонну бухла.Обо всём этом есть в повести — главным образом автор пишет о себе и о людях — а люди в Канаде, судя по его напарникам, не менее "весёлые", чем у нас".(с) Леонид Зольников.


Муравьиный лев

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вата и гвозди

"Восемь очень коротких рассказов, полустих без рифмы, и два придатка: подростковые стихи и даже несколько детских (я обнаружил у себя большую желтую папку, где было множество скомканных бумажек со старыми-престарыми стихами). За "придатки" прошу не судить строго — я был тогда еще маленький и почти всегда пьяный.Рассказы писались легко и быстро. На все ушло не более недели.Что-то конечно бесстыдная пародия, что-то уже где-то было, но надеюсь, хоть один из рассказов должен кому-то понравиться. Хотел вообще все написать "не про себя" и навыдумывать, но все равно так получилось, что половина всего — чистая автобиография".


Рекомендуем почитать
Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.