Ёсико - [124]
Идея была настолько абсурдна, что сначала я даже не знал, как на нее реагировать. Что он себе думает? Он что, не понимает, насколько серьезна ситуация в лагерях для беженцев? Это же не площадка для театральных экспериментов. Здесь — война!
Но все же я чувствовал себя обязанным — ради нашей дружбы, по крайней мере, — передать это предложение Абу Вахиду. Очередное совещание состоялось в офисе лагеря Шатала в центре Бейрута. С нами была Ханако. Я пытался не замечать, как черная волосатая рука Вахида ласкает ее левое бедро. Они пили кофе. Я — мятный чай. Я рассказал ему о плане Окуни и попытался пересказать пьесу, которая и в Токио была весьма необычна, а в Бейруте смотрелась бы совершенно нелепо. Маньчжурская кинозвезда пытается найти себя в трущобах Токио. Что это может значить для арабов, которые борются за свою жизнь? Последовало болезненное молчание. Ханако взглянула на Абу Вахида, с сомнением покачав головой. Ощущая себя растерянным и даже слегка виноватым, я смотрел на ватагу пацанов в грязных футболках, игравших на улице за окном. Совсем мелкий мальчуган целился во что-то из рогатки. Другой стрелял из пластикового ружья. Я был почти уверен, что Абу Вахид мне откажет. Потом послышался тихий смех, быстро перешедший в хохот. Вахид так веселился, поднял такой невообразимый шум своими криками, кашлем и икотой, что даже дети прекратили играть и посмотрели в нашу сторону. Ханако с явным облегчением тоже захихикала.
— А почему бы и нет? — завопил Абу Вахид, прекратив кашлять. — Один Бог знает, как нашим людям не хватает веселья. Японский театр! О китайской кинозвезде! А почему нет? Почему, черт возьми, нет?
Признаюсь, обдумав это еще раз, я так и не понял, из-за чего тут можно веселиться, но решил, что сама идея — театр Окуни в палестинском лагере для беженцев — и вправду имела некую сюрреалистическую привлекательность. Вопрос в том, где это можно организовать. В самом лагере свободного места почти не было, да и каждый пятачок мог в любую минуту подвергнуться атакам израильтян. Их «фантомы» постоянно проносились над Бейрутом, точно маленькие серебристые птицы, несущие смерть. Ничто не могло укрыться от их пытливых глаз.
Площадки рассматривались самые разные — неработающий кинотеатр в Западном Бейруте, рынок в Сабре, — но ни одна не подходила. Может, сделать это за пределами Бейрута? — предложил тогда Абу Вахид. Почему не пойти туда, где враг ожидает нашего появления меньше всего? В Южном Ливане, сразу рядом с линией фронта, находился лагерь, в котором была заброшенная школа со спортивной площадкой, причем в довольно укромном месте. Израильтяне несколько раз бомбили лагерь, но развалины расчистили, и почти год налетов там не случалось. Если японские актеры не будут против рискнуть своими жизнями и погибнуть во время авианалета, то добро пожаловать, пусть устанавливают сцену там. Эта мысль снова развеселила Абу Вахида. Рука, которая прежде сжимала бедро Ханако, теперь весело шлепала по деревянному столу.
Увидев своего старого студенческого приятеля на выходе из таможенной зоны Бейрутского аэропорта — с блестящими глазами и широкой улыбкой на лице, — я чуть не заплакал от счастья. За пределы Японии этот фрик выехал второй раз. Раньше лишь однажды посетил Тайвань вместе с Ё. Должен сказать, даже в космополитическом Бейруте компания Окуни: Нагасаки в лиловом женском кимоно, Сина Торо в деревянных японских сандалиях-гэта на высоких дощечках, как у заправского суси-повара, — выглядела очень странно.
И когда мы, расслабившись в его номере, потягивали «Сан-тори виски», закусывали рисовыми крекерами (даже не ожидал, что по ним соскучусь) и сплетничали о старых друзьях, даже я испытал прилив ностальгии по миру, который оставил. В мрачной дешевой гостинице Западного Бейрута, в клубах сизого дыма от сигарет «Севен Старз», купленных в дьюти-фри, словно бы ожила частичка Токио.
Окуни, даром что впервые на Ближнем Востоке, не изъявил никакого желания осмотреть наш великолепный город. К Бейруту он отнесся с полным безразличием. Я предложил устроить ему экскурсию, но он сказал: «Если бы Теннесси Уильямс приехал в Токио, думаешь, он ходил бы на экскурсии?» Сравнение показалось мне притянутым за уши, но переубедить его не удалось. Когда не приходилось пить с актерами, он запирался в своей комнате и работал над новой пьесой. Жизнь Окуни все еще происходила в его голове, подумал я, и не без оттенка зависти к человеку, который умел быть таким замкнутым. Я всегда восхищался его концентрацией — тем, как он погружался в работу с актерами на репетициях, беззвучно проговаривая каждое слово из им же написанных реплик, неотрывно следя за сценой. Хотел бы я знать, смогу ли я позволить себе когда-нибудь подобное погружение. Поездка на юг в арендованном автобусе по самому ошеломляющему в мире ландшафту также оставила его равнодушным. На пышные зеленые виноградники и холмы цвета охры он даже не глянул. Только Нагасаки время от времени выглядывал из окна. Окуни же, Ё и все остальные говорили о пьесе и повторяли свои роли на арабском, отчего Халид, наш водитель, хохотал во все горло. После импровизированной репетиции в автобусе Окуни настроил свою гитару и запел песни из своих старых пьес, и все остальные ему подпевали. Точно так же мы могли бы ехать из Осаки в Фукуоку.
Однажды утром в Амстердаме известный режиссер и писатель Тео ван Гог, потомок знаменитого художника, ехал на велосипеде в киностудию. Молодой мусульманин хладнокровно выстрелил в него несколько раз и добил жертвенным ножом. Причиной расправы послужил фильм «Покорность», рассказывающий о жестоком обращении с мусульманскими женщинами, который ван Гог снял вместе с членом парламента Нидерландов Айаан Хирси Али, нажившей себе немало врагов открытой критикой ислама. Гибель режиссера потрясла маленькую страну, гордившуюся своей толерантностью, открытостью, гостеприимством по отношению к иностранцам, а также собственной моделью мультикультурализма.
Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.
Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.
Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.
В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Клуадия, в прошлом «экстремальная» журналистка, побывавшая не в одной горячей точке, приближаясь к жизненному финалу, пересказывает дочери историю любви своей юности. Встретившись в Египте в разгар Второй мировой войны, Клаудия и ее возлюбленный Том живут одним днем. Испытывая к друг другу истинную любовь, они в то же время не находят себе места от ревности, и постепенно их отношения подходят к опасной грани. Вскоре сама жизнь разлучает эту красивую пару навсегда — Том не вернулся из очередной вылазки на линию фронта.
Выпускник школы Кью Джейкобсен с детских лет тайно влюблен в свою прекрасную и дерзкую соседку Марго Рот Шпигельман. Поэтому, когда однажды ночью она приглашает его принять участие в «карательной операции» против ее обидчиков, он соглашается. Но, придя в школу после их ночного приключения, Кью узнает, что Марго исчезла… оставив для него лишь таинственные послания, которые он должен разгадать, чтобы найти девушку. И Кью бросается в отчаянную погоню, но девушки, которая долгие годы царила в его сердце, на самом деле нет.