Еще жива - [25]

На нем сейчас надето его служебное лицо: спокойное, не осуждающее, глаза горят вниманием. В этом человеке невозможно уловить даже намека на желание узнать больше о том, кем я являюсь на самом деле, когда не разыгрываю ненормальную на этой кушетке. Он опускает глаза в блокнот, что-то там черкает, затем снова встречается со мной взглядом.

— Вы воспринимаете это как прогресс?

— А что вы только что записали?

Доктор Роуз откидывается на спинку кресла и, потягиваясь, самоуверенным движением самца потирает живот. Сквозь рубаху можно рассмотреть, насколько его живот твердый, плоский и слегка рельефный.

— Это имеет значение? — спрашивает он.

— Пожалуй, нет, просто любопытно.

Он натянуто смеется.

— В чем дело? — спрашиваю я, не поняв причины его смеха.

— Я не могу уговорить вас посмотреть внутрь вазы, однако же вы хотите взглянуть на то, что я пишу.

— Возможно, мне хочется узнать, что вы в действительности думаете обо мне.

Я закидываю ногу на ногу и наклоняюсь вперед. Бросаю на него взгляд, про который Сэм когда-то сказал, что в нем поровну тревоги и искушения. Чувство вины молнией вспыхивает в моем сознании и тут же гаснет. Мы — доктор и пациент. Нет, клиент. Так он сказал. Но я больше не могу воспринимать его подобным образом, как и он не в силах сдерживаться и не сидеть вот так, с разведенными в стороны коленями и ладонью на животе — все указывает на его член. Наши тела иногда делают то, что делают, не дожидаясь разрешения.

— Так скажите мне, я сумасшедшая?

Он делает глубокий вдох и смеется.

— Держите!

Блокнот совершает короткий полет. Во мне все трепещет от возбуждения.

Молоко.

Туалетная бумага.

Позвонить маме после семи.

Начать снова ходить в спортивный зал.

Апельсины.

Смысл этих слов постепенно просачивается в мое сознание.

— Это список покупок.

— Моя тайна раскрыта. Мне необходим список покупок. Иначе я прихожу в магазин и забываю, что мне было нужно. Никому не говорите об этой моей слабости. Моя репутация висит на волоске.

— Вы составляете список во время наших сеансов?

— Не только во время ваших и не только список покупок. Иногда рисую бессмысленную чепуху. Или делаю заметки по научно-исследовательской работе, идея которой бродит в моей голове со времени окончания университета.

— То есть вы не слушаете.

— Я слушаю.

Его улыбка расцветает постепенно, но я не купаюсь в ее лучах, ибо, как и солнечный свет в зимний день, она не способна растопить усиливающийся холод у меня внутри.

— Я просто не делаю заметок. Как и многие психотерапевты. Но клиентам спокойнее, если мы делаем какие-то записи.

— Ваза существует в реальности, — выпаливаю я. — Она так же реальна, как кресло, в котором вы сидите.

Я тру лицо обеими ладонями.

— Она не сон. И никогда не была сном. Она просто однажды возникла из ниоткуда.

Мои слова пробивают брешь в наших наладившихся отношениях. Словно ставни захлопываются, его улыбка, его теплота, его желание улетучиваются, оставляя на этом месте беспристрастного врача.

— Это никогда не было сном?

Тук, тук, тук — стучит по бумаге ручка. На этот раз не список.

— Расскажите мне подробнее.

Мы словно повисли в зябком коконе молчания. Я не могу понять, одна ли я ощущаю этот мороз. «Ты тоже его чувствуешь? — хочу я спросить. — Ты хоть что-нибудь чувствуешь?» Но если уж честно, то он пока не знает природы и масштаба моей лжи.

Я рассказываю ему все. Факты. Теперь он знает, что я испытываю в этой связи. В ответ он смотрит на меня с таким холодным вниманием, что я поеживаюсь в лучах полуденного солнца, заливающего помещение.

— Почему сейчас?

— Я должна была рассказать вам. Я больше не могла держать это в себе.

— Почему нужно было начинать со лжи?

— Я не хотела, чтобы вы подумали, будто я сумасшедшая. Или, что еще хуже, глупая. С тех пор снежный ком разрастался. Я не знала, как выпутаться из этих сетей.

— Я был на вашей стороне, Зои.

Был.

Тук, тук, хлоп — он кладет ручку на блокнот, отодвигает его в сторону.

— Не знаю, чем я могу помочь. Вам нужно в полицию, а не к психологу. Если только ложь не превратилась у вас в привычку, тогда я сумею дать направление.

Я встаю: спина прямая, плечи отведены назад, подбородок поднят, сумочка под мышкой.

— В этом нет необходимости. Спасибо, что потратили свое время, доктор Роуз.

Только выйдя в холл, почти уже у лифта, вспоминаю, что я забыла заплатить. Поспешно выписывая чек, стараюсь не думать о том, что наши совместные сеансы закончились и что я сама тому виной.

Тихо вернувшись в кабинет, я нахожу его все так же сидящим в кресле с нахмуренным лбом. Он не поднимает на меня глаза, когда я вхожу. Он не смотрит на меня, когда я стою перед ним. И он не обращает на меня свой взгляд, когда, протянув чек, я отпускаю его падать на пол.

Он сбрасывает оцепенение только сейчас, когда я, схватившись обеими руками за ворот его рубахи, целую так, будто умру, если не сделаю этого.

И он смотрит на меня, когда я, так и не сказав ни слова, выхожу. По крайней мере я надеюсь на это, проходя через холл с замершим сердцем.

Сейчас

Швейцарец нагоняет нас через милю пути.

— Что в Бриндизи?

— Корабль.

— Ага, значит, там мужчина.

— Иногда корабль значит просто корабль.