Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели - [22]
Забелина работала заведующей складами у строителей, что в эпоху тотального дефицита было равноценно заведованию пещерами Аладдина. Окружающее население бесконечно нуждалось во всем том, что у Забелиной было в большом изобилии: гвозди, цемент, краски, сантехника, огнеупорные и обычные кирпичи, жесть, металл, трубы и еще тысяча вещей, совершенно необходимых туземцам. Наталия развернулась широко: стройки в окрестных селах получили необходимую подпитку дефицитом и стали расти как на дрожжах. Почему-то при этом личное благополучие Забелиной, ее наряды и украшения стали превышать разумные пределы. Но такое большое шило в мешке утаить вообще трудно, тем более – в небольшом мешке. Над Забелиной стали сгущаться тучи в виде слухов о большой ревизии складов. И первыми не выдержали слухов именно склады: прекрасной ночью они полыхнули ярким пламенем. Случайно под корень сгорел и соседний штаб строителей со всеми документами.
Вполне уместная, хотя и пожарная, вставка. Сам Иван тяжело пережил пожар именно этого штаба: погибли уникальные Приказы по строительству, с которых он не успел снять копии для Истории и потомков. В этих Приказах начальник стройки, предшественник Журида, никем и ничем не сдерживаемый, полностью давал волю своему яркому литературному дарованию. Например, один из приказов кончался словами: «Да здравствует Первое Мая, а у нас гвозди везде валяются!». Иван клялся, что будь он тогда на месте, он бы ринулся в бушующее пламя, чтобы спасти только эти драгоценные Приказы…
После пожара ревизионной комиссии осталась только очень легкая работа: развести руками и написать акт о списании всего-всего чохом, потому что даже перечислить все-все было невозможно. Пострадала, правда, крупно и Забелина: теперь она по должности стала не заведующей, а только главной кладовщицей с теми же обязанностями и правами… Тем не менее, любвеобильная Наталия горевала недолго: у нее появился постоянный любовник (теперь это называется гражданский брак). Это был дембель из строителей – крепкий парень из Белоруссии. Он стал работать на стройке по вольному найму, чтобы под крылом заботливой Натальи основательно «прибарахлиться»: в колхозной Белоруссии, как и во всем СССР, с этим тогда было туго. Намеченный им тайный план в течение целого года выполнялся весьма успешно. И дорогая, ничего не подозревающая, гражданская жена, тому весьма способствовала. Муж уже начал потихоньку присматривать объемистые чемоданы, чтобы разместить в них перед отъездом свои богатства… Но, как сказала Поэт (Поэтесса?), – не всегда поймешь, кто есть охотник, кто – добыча. Однажды, придя с работы, «гражданский муж» нашел только голые стены и записку от любимой: «Не жди, уехала надолго». Надеть что-либо вместо замасленной спецовки и купить билет до далекой Белоруссии парню помогли прежние сослуживцы…
Иван излагает эту душераздирающую историю Денисюку с подробностями. Матрос только молча и горестно качает головой: у него тоже раскрываются глаза. Тут и я вступаю в бой:
– Так зачем тебе связывать свою судьбу с такой женщиной? Езжай на Украину, там знаешь, какие девчата ждут тебя, не дождутся? Красивые, нежные, молодые! И будешь нормально жить-поживать, растить детишек!
У матроса даже глаза загораются от такой перспективы. Он благодарит за науку, вскоре уезжает в часть для увольнения в запас. Нас с Иваном прямо-таки распирает от гордости: хоть одну душу отвернули от гибельного пути!
Не прошло и двух месяцев, как старшина Квасов говорит мне между прочим:
– Вы знаете, Николай Трофимович, наш Денисюк вернулся; живет у Забелиной!
У меня округляются глаза и отвисает челюсть. Именно такими признаками сопровождаются частичные прояснения извечной загадки природы, именуемой «мужчина и женщина»…
Все флаги в гости будут к нам
Понаехало там егерей…
(В. В.)
Первым из руководящих гостей к нам прибывает мой командир части подполковник Афонин. Видно, майор Шапиро тоже захотел двинуть подчиненного подполковника на «арбузное место» вслед за нами. Афонин сразу попадает в наш кубрик. К счастью, там в это время был Квасов, который докладывает ему по всей форме.
– А где се Мельнисенко? – недовольно вопрошает командир Квасова. Тот докладывает, что я, как всегда, на работе.
– А он не в сагуле?
Квасов непонимающе таращит глаза, пока не соображает, что речь идет о «загуле».
– Никак нет, товарищ командир, они работают, – Квасов говорит обо мне в множественном числе.
Посылают за мной дневального. Я отрываюсь от работы и прямо в рабочей одежде спешу на доклад. Представляюсь, докладываю, – дескать, вверенная мне группа находится на объектах. Афонин ходит молча и недовольно по кубрику, затем начинает настоящую «головомойку».
– Посему ты к своему командиру приходись одетым не по форме?
– Виноват, товарищ подполковник, торопился, не успел!
– Посему у тебя эта кровать не заправлена? Посему один дневальный спал? В тумбосках лисного состава – беспорядок: хранится хлеб. Под кроватями – семоданы, понимаесь. Сто это са выгородка в кубрике? А где у тебя наглядная агитасия?
– Все будет исправлено, товарищ командир! – я уже достаточно опытный служака, чтобы оправдываться по пустякам. Горячий Квасов пытается как-то возразить, но я смотрю на него и кладу палец на свои губы. Квасов возмущенно сопит, но молчит.
