Еще одно путешествие на край земли - [36]
На берегах Кергелена царство тюленей. Основная часть территории архипелага объявлена заповедной. Морские слоны, варварски уничтожавшиеся в прежние времена, теперь находятся под охраной закона.
Тюлени подпускают к себе совсем близко.
Геологов в маршрут по острову взялся сопровождать молодой сотрудник станции, назвавшийся Мишелем. Блондин, с прекрасными до плеч волосами и благостным лицом, он походил на херувима. Мишель гордо заявил, что в нем есть доля славянской крови. Срок зимовки у Мишеля подходил к концу, и настроение у него было отменное. Во всяком случае так можно было подумать, судя по его радостным восклицаниям, где он смело использовал полюбившиеся ему русские выражения, к удовольствию наших геологов, сразу признавших в нем, несмотря на ангельское обличье, своего.
От Мишеля мы узнали, что сейчас в Порт-о-Франс находится 90 человек. Но к концу лета ожидается группа советских геофизиков, которые будут участвовать в совместном научном эксперименте по ракетному зондированию высоких слоев атмосферы.
Кергелен — исключительно интересное место для географов, биологов, но, пожалуй, в особенности для геофизиков. Этот архипелаг находится на одном магнитном меридиане с арктическим островом Хейса (Земля Франца-Иосифа), где работают советские геофизики. Результаты исследований на разных концах одного и того же магнитного меридиана чрезвычайно важно сопоставлять. Сотрудничество советских и французских ученых в этой области началось еще в шестидесятых годах и стало традиционным. Может быть, поэтому нас и принимали в Порт-о-Франс с особым радушием.
Наш гид Мишель занимается электроникой, но имеет слабость к естественным наукам. Очевидно, в связи с этим, а также с некоторыми его лингвистическими познаниями ему и поручили показать нам станцию и ее окрестности.
Вначале Мишель повел нас в лабораторный корпус — просторное одноэтажное здание, расположенное несколько особняком у самого берега. О том, чем здесь занимаются, можно судить еще по прихожей, где на вбитых в стену крюках развешаны ярко-оранжевые водолазные костюмы и акваланги. Первая лаборатория, которую нам показывает Мишель, биологическая. Ее хозяин, розовощекий крепыш, близоруко улыбаясь, обстоятельно, с паузами говорит что-то по-французски. Он обращает наше внимание на стоящие на столах приборы и коллекцию рыб, очевидно обитающих в прибрежных водах.
— Нототения! — не может сдержать радости узнавания Василий Евграфович.
Биолог важно кивает. Он сообщает нам, что в последние годы делаются попытки населить внутренние водоемы острова, ведь рыбы в них никогда не водилось. А сейчас в некоторых ручьях прижилась форель, интересных результатов ожидают от экспериментов с другими видами.
— Скоро будем угощать всех семгой, — переводит Мишель.
Мы одобрительно киваем и с чувством жмем руку раскрасневшемуся ученому.
В следующей лаборатории, судя по длинным столам с колбами, пробирками и замысловатыми стеклянными установками, обосновались гидрохимики. Так оно и есть. Василий Евграфович тут знаток и перечисляет множество макро- и микроэлементов, в том числе и золото, которое можно обнаружить с помощью этих приборов в, казалось бы, обыкновенной воде.
Учитывая, однако, что время нашего пребывания на острове ограниченно, а осмотр других лабораторий, как уже ясно, не внесет особого переворота в наши научные представления, мы просим Мишеля вывести нас «на пленэр».
Мишель охотно соглашается показать нам берег бухты, где поблизости в одной из ложбин выходят интересные породы. Мы поднимаемся по наезженной дороге на возвышенность, где находится здание с крестом — местная часовня. На небольшом постаменте перед часовней — статуя мадонны: женщина, прижав младенца к груди, смотрит на море, словно в ожидании доброй вести.
С холма открывалась темно-серая, словно залитая асфальтом, плоскость залива с многочисленными островами-шхерами. Дальше за ними — холмистый берег и снежная вершина горы Росс, господствующая над всей местностью. Зато вблизи, сразу за часовней, все выглядело более прозаично. Здесь сгрудились покореженные вездеходы, автомобили, трактора. Эту унылую картину съедаемого ржой металла мы наблюдали в бинокль с борта судна.
Кладбище отжившей техники отмечало край поселка. Дорога кончилась, и, спустившись в распадок, мы зашагали по мягкой и влажной, пружинящей поверхности. Землю почти сплошь устилал ковер из коричнево-зеленых прочно перепленных стебельков, от которых в разные стороны разбегались фестоны узких листочков. Это и была знаменитая ацена — растение-«путешественник», о котором обычно упоминают все, кто побывал на Кергелене. Считается, что ацена была занесена на здешний берег птицами, скорее всего странствующими альбатросами, но широкому ее расселению по всей территории способствовали кролики. Дело в том, что семена ацены имеют весьма цепкие крючочки. Именно на это неприхотливое растение возлагались основные надежды, когда пытались развести здесь овец.
Шагая по стелющимся у самой земли зарослям ацены, мы то и дело проваливались в небольшие, замаскированные стеблями кроличьи норы. Несколько серых зверьков шустро удирали от нас по склону холма. Ганс скакал по склону как горный козел и ухитрился попасть ногой в веревочную петлю-силок, установленный перед одной из нор. Красные стреляные гильзы двенадцатого калибра, которые мы то и дело примечали на нашем пути, также свидетельствовали о том, что охота на кроликов здесь процветает, благо и ходить недалеко.
