— Нет. Это «Плейбой». Я его постоянная подписчица. А этот посвящен вегетарианству. На прошлой неделе мне его доставили по ошибке. От нечего делать я его перелистала, и мой взгляд на мир стал иным. Там указывается, что вегетарианство — это необходимое условие цивилизации высшего порядка, когда человечество станет истинно человеческим.
Эгберт — насколько это осуществимо для чемпионов по дородству — подпрыгнул в кресле. Дичайшая мысль мелькнула у него в уме, каким бы его ум ни был. Даже стань он жертвой бубонной чумы, странное ощущение, которое он испытал, не могло бы оказаться более странным.
— Вы имеете в виду?..
— Там указывается, что только так на земле воцарится мир, прекратятся войны, будет покончено с преступностью, болезнями, душевными расстройствами, бедностью и угнетением. И ты ведь не станешь отрицать, дорогой, что это было бы очень мило, ведь не станешь?
Как правило, дикция Эгберта была безупречной — такой, какую можно приобрести только на государственной службе, — но от наплыва чувств он начал заикаться.
— Вы имеете в виду, — вскричал он, вставив пять или шесть «д» в «виду», — что стали вегетарианкой?!
— Да, дорогой.
— И сегодня не будет индейки?
— Боюсь, что нет.
— Ни черепахового супа? Ни мясных пирожков?
— Я знаю, как ты огорчен.
Как упоминалось, Эгберт незадолго до этого уже подпрыгнул в кресле. Теперь он выпрыгнул из него, будто грациозный балетный премьер, демонстрирующий пируэт, на успешное выполнение которого любой опытный букмекер ставил бы не больше восьми против ста.
— Огорчен?! — вскричал он. — Огорчен? Я не мог бы обрадоваться больше. Я только что тоже стал вегетарианцем. Собственно говоря, глаза бы мои этой индейки не видели. А что будет у нас на обед?
— Для начала суп из морских водорослей.
— Очень питательно.
— Потом фальшивая лососина из тыквы, подкрашенной в розовый цвет.
— Великолепно!
— Затем котлеты из орехов со шпинатом.
— Превосходно!
— И апельсин.
— Мы его разделим?
— Нет. Каждому по штуке.
— Настоящий пир. Бог да благословит нас всех до единого[2], — сказал Эгберт.
У него возникло ощущение, что фраза эта была ему знакома прежде, но не всем нам дано быть оригинальными, а Эгберту казалось, что она подводит итог сложившемуся положению вещей примерно настолько, насколько положению вещей вообще можно подвести итог.
